Пути в незнаемое

«Одни и те же звуки кажутся приятными весьма различным животным, — заметил Дарвин. — Мы видим подтверждение этого на нас самих, так как нам доставляет удовольствие не только пение разных птиц, но даже чириканье, издаваемое некоторыми древесными лягушками… С другой стороны, звуки, рассчитанные на то, чтобы нагнать страх на врага, будут, конечно, резкими и неприятными… Человек, жалующийся на дурное обращение или несколько нездоровый, говорит почти всегда высоким тоном голоса. Собаки, в случае большого нетерпения, издают пискливую ноту носом, которая поражает нас своею жалобностью…»

Ну конечно.

Все звери так одинаково кричат от боли лишь потому, что всем одинаково больно. Уж это касается всех, и даже рыбы в предсмертных судорогах могут, говорят, пищать так, что мы это слышим.

Мало того, что все мы, живые, происходим из общего скромного варева первоначальной жизни, все мы еще и подогнаны эволюцией к немногим приемлемым вариантам, грубо-спасительным ГОСТам природы — при всем буйном разнообразии и кажущейся свободе. И кроме того, нам пришлось научиться чувствовать то друг в друге, что касается всех, — тоже ради спасения.

Несколько происшествий из области музыки

Сельский скрипач поздно ночью возвращался домой.

Дорога шла через лес.

Когда впереди и сзади, слева и справа стали мелькать зеленоватые огоньки и послышалось глухое, короткое завывание, он понял, что окружен волками, и остановился.

…Спички кончились.

Они подошли совсем близко.

Вот и развязка?..

Он выхватил скрипку.

Они остались на расстоянии, на котором застали их звуки, и сидели тихо.

Он вышел из их круга, не переставая играть, и направился к дому. Некоторое время они загипнотизированно следовали за ним, потом, уже невдалеке от жилья, отстали.

— И так просто он спасся от смерти?

Историю эту рассказали моему отцу в закарпатском селе Квасы.

Никаких документальных свидетельств ее достоверности у меня нет. Тем не менее — я верю в нее, и не только потому, что мне этого хочется. Не собираюсь склонять читателя к сентиментальному выводу: «Какие волки чувствительные, как их тронула музыка, они даже забыли съесть скрипача». Но мы говорили о том, что «касается всех», и можем найти довольно простое обоснование подлинности этой истории.

Одна ли фантазия давала пищу легендам о чудотворных струнах? Они живут в мифах и сказках почти всех народов земли, Орфеи и Садко, чародеи, завораживавшие богов, людей, птиц, зверей и все сущее…

Пожалуй, именно скрипку, самый мелодичный из инструментов, и должны были по достоинству оценить волки, потому что их собственный язык — один из самых мелодических языков в мире. Уже старинные музыканты знали, что звуки волчьего воя — это чистые, беспримесные музыкальные тоны, каких немного в животном мире — еще разве писк комаров. Охотничьи сигналы волков, надежные средства координации совместных действий на гоне — это настоящие короткие мелодии с определенными длительностями и интервалами звуков. И понятно, уши волков должны быть особенно чувствительны к звуковысотным интервалам, у них должен быть, другими словами, очень хороший музыкальный слух. То, к чему высока чувствительность, что близко к собственному языку, должно действовать особенно сильно, затрагивая сокровенные пружины инстинктов. Почему с волками не могло произойти то же, что с кузнечиком, который прельстился моими часами?..

Бывалые охотники говорят, что настоящую музыкальность собачий голос приобретает, когда собака нападает на след и настигает зверя. Что же касается отношения собак к музыке, то здесь выяснилось: что угодно, только не равнодушие.

Принято считать, что собаки просто не выносят музыки; это, однако, не совсем верно. Наблюдатели, специально интересовавшиеся этим вопросом, выделяли два типа реакций: одни псы впадают под влиянием музыки в меланхолическое настроение, жалобно воют, другие, наоборот, выражают всяческое удовольствие, махают хвостом и прочее. С другой стороны, сообщали, что некоторые собаки при звуках музыки начинают биться в конвульсиях и даже умирают.

Мне пришлось наблюдать одного очень музыкального доберман-пинчера. Я не боюсь употреблять это слово: уж слишком явно его неравнодушие к музыке. Правда, оно такого странного свойства, что я до сих пор не знаю, любовь это или непереносимость.

С младенчески-щенячьего возраста Бой дает острейшие реакции на все музыкальные звуки. Я не мог при нем играть на пианино — он тут же начинал выть, а когда подрос, сам подбегал к инструменту и бил по нему лапами и носом. Он немедленно присоединяется к пению. Если, стоя рядом с ним, начать тихонько насвистывать, он настораживает уши, вертит головой, затем, взвыв, прыгает на вас. При нем нельзя заводить пластинки — он слишком интенсивно исследует источник музыки; телевизор страдал от него не однажды. Его иногда застают одиноко сидящим у включенного радио: подвывает. Протяжные мелодии действуют на него особенно сильно.

Я заметил у Боя одну интересную особенность.