Пути в незнаемое

Проще оказалось ввести в заблуждение взрослых. В 1954 году американец Фрингс записал на пленку крики скворцов во время нападения хищника. Это были крики бедствия, панические сигналы типа: «Спасайся кто может!» Фрингс воспроизвел эту запись в другом месте, где собирались огромные стаи. Массы пернатых незамедлительно поднялись и в панике улетели. Стойбище опустело, словно над ним было произнесено птичье проклятие. А вскоре в некоторых странах для отпугивания нежелательных птиц стали применять «акустические репелленты» (отпугиватели). По действенности с ними не могут соперничать ни ружья, ни фейерверки, ни даже ракеты. Особые «акустические инсектициды» применяют в последнее время и для искоренения насекомых, и это, кажется, посильнее, чем ДДТ. Кстати, лучшая приманка для самца-комара — не запах и не вид жертвы, а звук крылышек самки, который охотники за комарами уже научились имитировать.

Но вот что самое для нас интересное.

Воробьиный рык, или всем одинаково больно

Есть звуковые сигналы с чрезвычайно точной адресовкой, понимаемые лишь теми немногими, «кого это касается». Но тончайшим оттенкам голоса узнают друг друга лесные птицы-супруги. Французские вороны, как и следовало ожидать, игнорируют предупреждающее карканье американских.

Однако, наряду с таким гордым размежеванием, есть проявления удивительной общности. Есть сигналы, понятные не только ближним, но и достаточно дальним, — сигналы, у которых круг «тех, кого это касается», чрезвычайно широк.

Маленькие лесные птички, если и родственницы, то дальние, главная общность которых — в размерах и, следовательно, в степени беззащитности, издают похожие и понятные друг другу крики, встречая сову. Охотники и натуралисты так и называют этот крик: «на сову», и благодаря ему «те, кого это касается», успевают принять необходимые меры.

Лесные жители научились использовать сигналы самых бдительных и самых шумливых, а потому слово сороки имеет в лесу большой вес. Если папаша-дрозд обнаруживает вблизи гнезда кошку, он поднимает отчаянный шум, сзывая к месту происшествия соседей других видов, — и агрессору приходится плохо. Заслышав тревожный крик баклана, тюлень немедленно исчезает под водой. Великолепно понимает медведь, куда ведет его своими восторженно-возбужденными криками птица-медоуказчик…

А интересно знать, почему кошки, гуси и змеи, казалось бы довольно далекие друг от друга животные, угрожают неприятелю одинаковым звуком — шипением? (Оно означает: «Хоть я и боюсь тебя, но ты меня не тронь, иначе и тебе будет худо!..»)

И почему тот же шипящий звук проскальзывает в интонациях бессильной человеческой злобы?

Почему так страшны, так схожи между собой и так близки к человеческим крики боли и предсмертных мучений, испускаемые животными — будь то заяц, лошадь, собака или овца?

Младенцам планеты как будто ведомо, что резкий жалобный писк способен пробудить суетливую нежность у тех, в кого вложен природой беспокойный инстинкт родительства. Голодные, потерявшиеся, боящиеся — все они издают звуки, полные властной беспомощности. Выброшенный котенок, выпавший птенец, козленок, отставший от стада, — только душевноглухой не узнает в их крике своего собственного. Кстати, не потому ли, не из-за писка ли или каких-то других характерных звуков иногда происходит в мире зверей причудливое усыновление? В одной из московских газет недавно писали о гуманности кошки, вынянчившей цыпленка. О другой кошке сообщали, что, будучи дикой и недоступной по характеру (не признавала даже хозяев), она вдруг стала нежно относиться к заболевшему мальчику и не отходила, пока тот не поправился. И это кошка — существо, казалось бы, безнадежно эгоистичное!..

А бесстрастные осциллографы показали, что крики разных животных содержат общие акустические компоненты как раз в тех случаях, когда одинаково их биологическое значение. Звуковой «рисунок» всегда пронзительного, всегда резкого крика тревоги сходен у синицы и обезьяны. Крики угрозы, резкие, но более низкие, хриплые, на разные лады повторяются львами, собаками и… воробьями. Воробьиный рык — это тоже хриплый, отрывистый звук, призванный нагнать страх на противника — только в иных масштабах.

Воркует голубь, мирно мурлычет кот — это звуки мелодичные, негромкие, переливающиеся… Вот вам и удовольствие и всевозможные телячьи нежности. Кстати, сами телята, насколько известно, испытывая удовольствие, предпочитают помалкивать. Зато по характерным звукам легко узнать, когда доволен щенок или утенок. О поросятах и говорить нечего: трудно найти другое существо, которое бы столь темпераментно и, главное, столь понятно для всех выражало свои эмоции довольства и недовольства.