Пути в незнаемое

Требовалось установить надзор за каждым шагом азота воздуха на его пути из окружающего пространства в тело растения. Турчин догадывался, что требование это отчаянно трудное. Но вчера оно было и вовсе не выполнимо, а значит, взаимоотношения клубеньковых бактерий с растением трактовались на основе предположений. Не более! И вот масс-спектрометр и изотопы впервые позволили взяться за решение подобных задач. В нашей стране Турчин взялся первым.

Итак, надо было выследить путь меченого азота из окружающего пространства в тело растения. Киносъемка — лучшее для этого средство. К сожалению, сфотографировать толпу тяжелых атомов в движении нечем. Масс-спектрометр может лишь засвидетельствовать скопление их в данном на анализ образце. Значит, чтобы получилась картина последовательного движения, придется взять много образцов из многих растений. То есть, грубо говоря, добиться эффекта последовательного действия тем же обманом, каким пользуется мультипликационное, а не «настоящее» кино.

В закрытой камере с меченым воздухом каждое растение пребывает строго установленный срок: полсуток, сутки, двое суток, трое суток… Срок вышел — камеру отворяют и бобовое растение осторожно извлекают из земли. От корней отделяют клубеньки, от клубеньков — клеточный сок, а из клеточного сока с помощью мощнейшей суперцентрифуги — бактерии.

Это только половина многоступенчатой подготовки к проведению анализа. Дальше идет кремация: сжигаются бактерии, сжигается клеточный сок… С останками потом еще долго возятся. Их и кислотами ошпаривают, и возгоняют, и разлагают, и очищают. Делается это для того, чтобы бывшие микробы и бывший клеточный сок лишились всех своих индивидуальных черт, кроме одной: состава азота. Его-то и выделяют из каждого образца в газообразном виде. Все остальное не представляет для опыта никакой ценности.

В запаянных ампулах азот сдают Галине Григорьевне. Она пускает масс-спектрометр, и минут через двадцать с его шкал можно списать несколько цифр — весточку от меченого азота. Как бы мало ни было его в образце, он не ускользнет от наблюдателя.

Масс-спектрометр — незаменимый свидетель при рассмотрении слишком уж тонких, запутанных дел. Выясняются интимные взаимоотношения бактерий с клетками растения. Масс-спектрометр готов «выслушать» тех и других, взвесить вещественные доказательства, предъявляемые обеими сторонами. А эти вещественные доказательства — атомы!

Турчин и его сотрудники часто собирались в тесной комнатке Галины Григорьевны. Федор Васильевич стоял возле нее и, получив цифры, сразу бежал в лабораторию, чтобы сесть за расчеты.

Впервые исследователи запрашивали сведения из таких глубинных, ничем не замутненных источников.

И если учесть, что путь к этим источникам они проложили самостоятельный, в известной мере — пионерский, что все здесь, вплоть до мелочей, было свое, авторское, вы представите их нетерпение, когда начали приходить ответы.

В образцах опыта, длившегося пятнадцать минут, тяжелый азот был отмечен только в клеточном соке растения. Нигде больше — ни в бактериях, ни в корневой ткани — тяжелых атомов масс-спектрометр не обнаружил.

…Только в клеточном соке, и нигде больше.

Это было интересно. Значит, меченый азот — а он выступает в роли атмосферного азота — оказался в теле растения, не побывав в телах бактерий? Или, иначе говоря, азот воздуха был уже усвоен организмом бобового растения, хотя еще не усвоен клубеньковыми бактериями?

Но ведь должно-то быть все наоборот! Сначала азот воздуха усваивают клубеньковые бактерии, ибо они умеют это делать, а уже потом, после них, связанный ими азот воздуха поступает в организм растения, поскольку само растение брать свободный азот, азот атмосферы, не умеет.

В руках листок с цифрами. «Сначала» и «потом», согласно этому документу, поменялись местами. Очередность фактов, которую решил проверить ученый, очередность фактов, лежащая в основе крупной научной концепции, не подтвердилась. Значит, если нет ошибки, то нет и фундаментальности в одном из фундаментальнейших представлений агрономии, почвоведения, агрохимии, почвенной микробиологии и так далее. Неужели листок с цифрами расшатывал этот фундамент? Неужели это скрипнула дверца, оставленная открытой для неожиданностей великим Буссенго, а потом захлопнутая счастливым Гельригелем?

По назначению

Это было интересно.

После сказанного выше мы вправе ожидать, пожалуй, более сильного наречия. Но слово «интересно» за внешней незначительностью может скрывать некий культовый смысл, будучи услышано в научной среде. В этой среде им предпочитают мерить все.

Моралисты, разумеется, внушают, что такой взгляд на вещи опасен для общества, то есть безнравствен. Интересное не обязательно оборачивается добрым, примеры чему печально известны. Ученые же поправляют: не «оборачивается», а «оборачивают» (знания вне морали, а злоупотребления ими — вне науки) — и тем самым отпасовывают ответственность куда-то вверх.

Эта проблема старая и в разные времена выглядела по-разному. Однако неизменным оставалось, что нравственность ученых возвышалась над общим уровнем.