Возможно, их приподнимало профессионально рыцарское отношение к фактам. «Наивысшее уважение к фактам испытывают ученые и люди, ошибочно подозреваемые или обвиняемые в убийстве, — прелестно писал Чезаре Беккариа, итальянский гуманист, автор вдохновенных трактатов об уголовном праве, в том числе — „О преступлениях и наказаниях“. — Все остальные, — продолжает он, — предпочитают интуицию, случай, домысел».
А Истина и Нравственность хоть и не прямые, хоть и недолюбливающие друг друга, но все же какие-то родственники.
К чему мы все это клоним? К тому, чтобы, подстраховавшись от выпада строгого моралиста, сказать: Федор Васильевич всегда жил ради интересного и неожиданный результат опыта был им заслужен.
Он всегда жил ради интересного, и ничто, ни холод, ни голод, не могло его перевоспитать, хотя случаев представлялось множество.
Федор Васильевич из крестьянской семьи. Столь огромной семьи и небогатой, что она предоставляла членам своим независимость, не дожидаясь особо их просьб. Он «освободился» в двенадцать лет.
Мальчик на услужении у мирового судьи, сторож, рабочий толевой фабрики — каждый из них мог усвоить жизненный опыт, то есть раз и навсегда понять, что значат деньги, имя, положение. Федор Васильевич был и тем, и другим, и еще много кем, но «жизненный опыт» его обходил. Эгоизм его любознательности был так могуч, самоотвержен и чист, что проносил будущего ученого над порогами тяжелых времен и трудных обстоятельств. Служа у мирового судьи, мальчик поступает учиться в школу, так как хозяину нравится, что его работник читает книгу за книгой. Сидя в сторожке, юноша попутно кончает институт, который он и сторожит… И так далее. А дальше в конце концов — наука.
…Автор исследований, всегда
— Зачем? — пресекает он добрые советы. — Писать бумагу, чтобы получить бумагу?
Его логика бестактна, но никого не обижает. Такова привилегия людей цельных. А что Турчин не позер и не чудак, что он видная и самостоятельная фигура, будучи просто Турчиным, что мнение его выше мнений иных академиков, — кто ж из советчиков этого не знал.
Ответ на его «зачем» пришел в 1941 году, Турчин получил другие продовольственные карточки, нежели люди с докторскими степенями. Семья, двое детей плюс шефство — с двенадцати лет он всегда кому-нибудь помогал — и теперь эти карточки… Федор Васильевич садится за диссертацию. Через два месяца она готова.
Но кто-то заботится, чтобы обстоятельства не диктовали Турчину, как поступать. Судьба не намерена портить одну из своих красивых партий и в самый последний момент делает насмешливый ход. События разворачиваются таким образом, что Федор Васильевич не успевает подать диссертацию, как получает литер без степени, а степень без защиты. Властная рука судьбы тут несомненна, ибо в ВАКе вершил Бушинский, вильямсовец больше, чем сам Вильямс, а значит — непримиримый идейный противник Турчина.
— Целый месяц пропал. Целый месяц… — мрачно отмахивался от поздравлений странный доктор наук.
Коренастость, лицо запорожского казака, негромкий сипловатый голос заставляют подозревать в нем кое-какие скрытые черты. И вы узнаете со стороны, каковы они.
Федор Васильевич упрям в неповиновении, примеры чего украшают всю его жизнь. Они не только в области воспоминаний, когда агробиологические «генералы» выслушивали от него все (но обижались меньше, чем на других, в силу отмеченного выше обстоятельства). Профессор Турчин непокладист и в свои шестьдесят три года.
Вот что произошло сравнительно недавно.
Рассматривался крупный народнохозяйственный вопрос: какую избрать технологическую схему для промышленного изготовления нитрофоски. Нитрофоска — это комплексное минеральное удобрение, куда одновременно входят нитраты (азотные удобрения), фосфор, калий; отсюда и название. Комплексное минеральное удобрение широко применяют во всем мире и выпускают в колоссальных количествах. По одной из схем получают карбонатную нитрофоску, по другой — азотнокислотную. Химики-технологи в один голос выступают за карбонатную схему, более технологичную и экономически выгодную. А их голос в большинстве обсуждений оказывается решающим. В данном же случае на стороне наших химиков стоял еще и авторитет зарубежной практики: весь Запад производит нитрофоску именно карбонатную.
Для полного единогласия в этом вопросе не хватало только одного голоса — голоса профессора Турчина. Он был категорически против карбонатной нитрофоски и за азотнокислотную. Турчин ссылался на результаты своих опытов, из которых следовало, что растения предпочитают азотнокислотную нитрофоску и, значит, разговоры об экономичности другой схемы — просто результат некомпетентности, незнания.