Пути в незнаемое

Он вообще не стеснялся в выражениях. В присутствии высокого собрания — и преимущественно высокого — он мог, чтоб избавиться от разжевывания деталей, понятных специалисту, но известных не всем присутствующим, просто сказать: «Это ясно. Только идиот может думать иначе». Идиотов, естественно, не оказывалось.

Но тут было другое дело.

— Чьей, простите, некомпетентности? Ученых, специалистов, обеспечивающих высокую культуру сельского хозяйства Запада?

На каждой следующей стадии рассмотрения, то есть по мере приближения к кабинету министра, Турчин выслушивал этот вопрос из все более и более ответственных уст. На заседании соответствующей комиссии СЭВ Турчин отказался принять к сведению, что в странах-участниках также производят и применяют карбонатную нитрофоску. Он продолжал выступать один против всех, мало заботясь о том, как это выглядит со стороны.

Однако его упрямство приобретало особую окраску в кабинете министра, где произнесенные слова имеют государственные последствия.

Турчин сказал «нет».

Когда делаешь очень дорогую покупку, то даже один скептический голос в хоре советчиков может испортить настроение.

Последующие дни были не лучшими в жизни Турчина. Прав ты или не прав, портить министру настроение — мало радости.

Прошло, однако, сколько-то времени, и стали поступать сведения о том, что зарубежные фирмы одна за другой сокращают или вовсе прикрывают производство карбонатной нитрофоски. Вняли они Турчину или кому-то другому, но карбонатную нитрофоску заменяли азотнокислотной.

«Можно ведь опираться только на то, что противостоит» — эта старая мысль, освеженная Стендалем, наверно, крутилась в голове министра, когда события обернулись столь неожиданным образом. Во всяком случае, с тех пор интересы страны в области удобрений стал представлять за рубежом профессор Турчин.

Таких историй о Федоре Васильевиче можно рассказать немало.

…А кроме того, он постоянно насвистывает веселые украинские песни и арии из оперы «Кармен» и держит дома трех собак, не каких-то там особенных, а дворняжек, и имена их — Бебс, Снаб и Тим, и дом его — с элементом легкой благородной безалаберности, без научной организации труда и отдыха, то есть без домработницы и неприемных часов, дом, между прочим, с дорическими колоннами, одноэтажный и старый, как сама Москва, но стоит на Садово-Кудринской, чуть не впритык к чопорному министерству, и с тремя беспородными псами профессор ходит гулять по утрам.

А еще он не терпит откладывать на завтра интересное и, загоревшись, не дает передышки ни себе, ни людям, «может замотать, стоит над душой, смотрит на руки», неделями, месяцами работает по семнадцать — девятнадцать часов в сутки, работает с неизменной «Солохой» на устах, в прекрасном настроении…

Поверьте, было бы страшно интересно представить себе Турчина в тот момент, когда он расшифровывал сенсационное сообщение масс-спектрометра.

События разворачиваются

Итак, азот воздуха попадает сначала не к бактериям, а в растения…

Новость эта не только тревожила тени прошлого в науке о том, как из земли, воды и воздуха рождается хлеб наш насущный; не только намекала на возможность таких крупных перемен в земледелии, каких было не много за всю его необозримую историю; новость эта, кроме того, манила в дебри неведомого, сегодня, сейчас, безотлагательно.

Опыты вновь и вновь выявляли одну и ту же неправдоподобность: свободный азот сначала попадает в растение.

Вопрос, который задали исследователи, оправившись от неожиданности, был: кто же кого кормит — бобовое растение клубеньковых бактерий или, как всегда считалось, бактерии — своего «хозяина»? То, что растение первым получает азот воздуха (свыкнуться с этим было нелегко, но таков был вывод и других ученых, работавших в той же области), вроде бы подсказывало ответ: бобовое растение должно выступать в роли кормильца, а бактерии — в роли потребителя связанного азота. И отношения эти так же невозможно «перевернуть», как фразу «мать кормит дитя».

Но ученые на всякий случай запросили подтверждения у масс-спектрометра. Ученые иногда переходят на «вы» с тем, что кажется очевидным, иначе они никогда бы не открывали неизвестное.

Была повторена схема предыдущего эксперимента. Только в камеру с меченым азотом помещали теперь не все растение, а лишь его клубеньки. Причем помещали их не сразу после отделения, а выждав некоторое время: в одном случае шесть часов, в другом — час. И так далее.

Если без растения клубеньки не смогут связывать свободный азот, это будет дополнительным подтверждением зависимости бактерий от «хозяина».

Судя по анализам, проведенным на масс-спектрометре, меченый азот в оторванные клубеньки не проникал. Несмотря на то что там все время были живые бактерии, азотная кухня не работала. Похоже, что действительно клевер кормил своих «квартирантов» азотом, взятым из воздуха. Ведь без растения клубеньковые бактерии к этому источнику пищи не обращались!