Он вглядывался в него и не находил в нем ничего такого, что отличало бы его от разума времен Аристотеля. Идея истории разума
не возникала в нем. Развитие человеческого сознания, вооруженного системой приставок, усилителей, ускорителей, вычислителей, вправленного в разветвленную сеть общественной организации познания, могло показаться в те времена чем-то принципиально несущественным; ведь, скажем, изобретение вилки для еды не может изменить законов пищеварения. Как известно, за минувшие двести лет наши знания относительно жителей Юпитера не продвинулись сколько-нибудь заметно вперед, однако ощущение невозможной наивности, ненаучности, которое охватывает при чтении вышеприведенных отрывков из «Истории неба», происходит не от накопления сведений о юпитерианцах, а в результате новых критериев строгости и обоснованности научных заключений. Эти критерии не могли бы появиться без прогресса техники и технологии познания, без поразительных успехов в исследованиях жизни вообще, космических процессов вообще.Кант вглядывался в разум, наблюдал его деятельность с величайшей тщательностью и — как ему казалось — объективностью. Современная наука тоже интересуется этими вопросами. Но какая тут огромная разница! Ныне исследователь мышления работает в лаборатории, обставленной сложными и тонкими аппаратами, задача которых моделировать мыслительные процессы, то есть производить эксперименты, свободные от субъективности. Механизм познания еще очень таинствен, гипотезы сменяют одна другую, к решению загадки идут с разных сторон математики, биохимики, физиологи, успехи кибернетики раскрывают удивительные перспективы, и, пожалуй, кантовские построения в области гносеологии напоминают нам сейчас его соображения о жителях далеких планет. До разгадки процессов познания еще далеко. Может быть, это самая закрытая от нас тайна природы.
«Самое непостижимое в мире, — сказал Эйнштейн, — это то, что мир постижим».
Кант был близок к естествознанию. Оно стало страстью его молодости. Как известно, «Естественная теория и история неба» была не единственным его трудом в области точных наук. Он создал теорию приливов, он писал о природе землетрясений, о ветре, о таинственных явлениях человеческой психики (предлагал дать слабительное мистику Сведенборгу!).
Он знал толк в точных науках, в вычислении, в эксперименте, в логике рассуждений на основе данных наблюдения и опыта.
Философия Канта соответствовала предстоящему прогрессу капитализма. Она приготовила идейную почву для будущей его яростной деятельности. Все разложила по полкам, всему назначила место. Она предупреждала против заоблачных трансцендентных фантазий — они не к лицу деловым людям. Она не советовала тратить мысль и время на философию божественного и предлагала просто верить в бога и не мешать веру с математикой. Она устанавливала непререкаемую прочность морали, без которой капитализм не мог бы утвердить необходимый для него порядок. Она толкала к инициативе. И вместе с тем она была, эта философия, аккуратной, осмотрительной, осторожной, умеренной и свидетельствовала о точности своего творца и своих адептов — как главная бухгалтерская книга солидной фирмы.
В подтверждение этих мыслей можно привести следующую характеристику Канта, которая принадлежит перу известного историка Куно Фишера (1824–1907) и была написана им всерьез, как искренняя похвала кенигсбергскому мудрецу:
«Канта в его философском деле часто сравнивали с купцом, который при всей обширности своей торговли аккуратно высчитывает свое имущество, точно знает пределы своей состоятельности и никогда не переступает этих пределов. Так же точно он с величайшей добросовестностью, как только мог, исследовал способность человеческого познания, и если можно сравнить приобретаемые сведения с покупаемыми товарами, то Кант отделил настоящие товары от поддельных, чтобы, как следует честному человеку, не производить торговли фальшивыми товарами. Он твердо определил имущественное состояние философии, то есть чем она в действительности владеет, что она еще может приобрести и что она, с другой стороны, обманывая себя и других, напрасно воображает в своем приобретении и владении. Это сравнение можно от философии Канта перенести и на его личность. И характер его имеет в себе много черт характера честного купца, и даже его дружеские связи свидетельствуют об этом сродстве, которое он сам чувствовал. Далекий от всякого ослепления, трезвый… Кант принадлежал к числу тех немногих людей, над которыми среди мира, большей частью живущего призрачностью, призрачность не имела никакой власти
».И далее: