Пути в незнаемое

Рубакин был русским не только по рождению, национальности, языку, вкусам, привычкам. Как человек, общественный деятель и литератор он был порожден Россией, он был неотделим от ее интересов, радостей, горестей. Рубакин был явлением русским и только русским. Родину свою он любил страстно, одержимо, к ней и только к ней был обращен весь его титанический труд.

И все же последние сорок лет своей жизни — большую ее часть! — он прожил безвыездно за границей. Прожил, не будучи эмигрантом, находясь в тесной связи с новым общественным строем своей родины, разделяя его идеалы.

Своими симпатиями, личными связями, надеждами он был связан с рабочим классом, с развивающейся социал-демократией. И, однако, на многие годы этого тихого человека ясного и трезвого ума занесло к эсерам, в бесформенный мелкобуржуазный хаос бомб и риторики, террористов и провокаторов…

Рубакин неотделим от книг. Они были — начиная с детских лет и кончая глубокой старостью — его главной привязанностью. Он их любил физически, относился к ним как к живым существам. Когда его никто не видел, он подходил к книжным шкафам и гладил корешки любимых книг… Знакомство с каждой новой книгой было для него подобно знакомству с новым человеком. Он был трогателен в этой любви, и никто не воспринимал как старческое чудачество, когда он ссорился даже с близкими из-за запачканной страницы, погнутой обложки.

Но в Рубакине не было и тени скаредного библиофильства, и он никогда жадно не дрожал над своими книжными сокровищами. Всю свою жизнь он книги раздавал. Давал всем, кто только в них нуждался — рабочим, профессорам, неизвестным крестьянам и известным политическим деятелям. Тратил свои собственные деньги на то, чтобы книги рассылать по почте, раздавать в чайных, выдавать учащимся воскресных рабочих школ. Да что отдельные книги — он раздавал целые библиотеки!

В восьмидесятых годах прошлого века, только окончив университет и начав самостоятельно жить, Рубакин тратил все заработки на то, чтобы создать свою библиотеку — лучшую частную библиотеку в России. Чтобы ее пополнять, он брался за любую работу — редактором, корректором. И, собрав сто тысяч книг, передал их полностью и безвозмездно петербургской «Лиге образования». Новая библиотека, собранная им в Швейцарии, была уникальной и бесценной по своему составу. Ею пользовались на протяжении десятков лет вся революционная эмиграция, все слависты мира. Рубакин требовал от своих читателей одного: бережного возвращения взятых книг. Ни для кого — даже самых им почитаемых — не делал исключения. Но когда в годы второй мировой войны в Швейцарии очутились тысячи советских военнопленных, бежавших из фашистского плена и интернированных швейцарским правительством, Рубакин сумел пробить стену изоляции, которой они были окружены, и послать им больше десяти тысяч книг, не рассчитывая на их возвращение… А свою огромную библиотеку он, преодолев немалые трудности, вызванные швейцарскими законами, завещал своей родине.

Впрочем, себя Рубакин считал скопидомом, скрягой, и с сокрушением говорил, что в этом повинно его детство, проведенное в старозаветной купеческой семье. А «скопидомство» это заключалось в том, что Рубакин очень неохотно тратил на себя и свою семью каждую копейку, которую можно было бы употребить на покупку книг…

Но Рубакин совершенно искренне был уверен и в том, что он со своими книгами стоит над всякой полемикой, над всякими политическими дискуссиями. А в действительности он был полемист природный, неудержимый. В своей очень доброжелательной рецензии на знаменитую книгу Рубакина «Среди книг» Ленин иронизировал по поводу «курьезного предупреждения автором против „полемики“». Ленин писал: «В предисловии г. Рубакин заявлял, что сам он „на своем веку никогда не участвовал ни в какой полемике“, полагая, что в огромнейшем числе случаев полемика — один из лучших способов затмения истины посредством всякого рода человеческих эмоций». Блестяще доказав, что автор этого заявления сам подвержен этим «эмоциям» и что именно они завели его в эклектизм и идейную путаницу, Владимир Ильич восклицал: «О, г. Рубакин, никогда на своем веку не участвовавший ни в какой полемике!»

Ленин понимал характер и особенности Рубакина как общественного деятеля больше и лучше, нежели сам Рубакин. А особенности этого сложного человеческого характера необходимо иметь в виду, оценивая его жизнь и деятельность. Они наложили на личность и судьбу Рубакина неизгладимый отпечаток.

2