Есть и другие причины сомневаться в том, что Путин обладает большим личным богатством. Как президент он имеет доступ ко всему, что только может пожелать. Если он дарит школьнику часы Blancpain за 20 000 долларов, то только потому, что может. В его положении такие суммы не имеют никакого значения. Его дочери хорошо обеспечены. Обе вышли замуж за состоятельных бизнесменов. В Петербурге, принимая "выражения благодарности" от доверенных друзей, он неизменно отказывался делать что-либо, что могло бы поставить его в зависимость от тех, кто обращался к нему за помощью. Возможно, что на посту президента он вел себя иначе, но это представляется маловероятным. Будучи правителем России, манипулируя элитными кланами и группами интересов, составляющими основу его поддержки, Путин не мог позволить себе вести себя так, как они, даже если бы захотел. Он должен был действовать на более высоком уровне, поскольку, опустившись до их уровня, он рисковал потерять контроль над ситуацией. Многократно цитировавшиеся "Панамские документы" показали, что многие из его личных друзей имеют миллионы или миллиарды долларов, спрятанные в фискальных раях, и, что, как и большинство ультрабогатых, они пытаются скрыть свое состояние. Однако в "Панамских документах" нет ничего, что позволило бы предположить, что у самого Путина есть незаконные богатства, спрятанные на оффшорных счетах.
«Мое личное мнение, - сказал Морелл, - что деньги для него не имеют большого значения. Не лично для него. Деньги для него важны, чтобы купить поддержку, в которой он нуждается со стороны элиты. Отдавать их - давать возможность зарабатывать деньги... вот в чем ключ». Не став уточнять, Морелл дал понять, что это суждение частично основано на секретной информации, доступной ему в ЦРУ.
По словам Путина, будучи президентом, он никогда не терял самообладания. «Я научился сдерживать себя, - сказал он. Мне кажется, я стал достаточно хорош в этом... Я могу иногда выходить из себя, но это бывает крайне редко, и я очень злюсь на себя, когда это происходит, потому что вижу в этом признак слабости».
Это не мешало ему срывать полосу с неугодных ему чиновников. Андрей Илларионов сказал, что это была игра, в которую Путин играл для эффекта. Но тех, кому пришлось это пережить, это пугало. Это был признак того, что Путин меняется - "ведет себя как царь", по словам Илларионова, - и что подход "в детских перчатках" первого срока уступает место чему-то более жесткому.
В Сибири в январе 2005 г. он обрушился на группу местных администраторов за то, что они не дали ход планам по строительству ИТ-технопарка в наукограде Академгородке в Новосибирске.
ПУТИН: Я знаю, о чем мы договорились. Я еще не сошел с ума. Но мы должны двигаться быстрее...
[МЕСТНЫЙ ЧИНОВНИК]: Владимир Владимирович, я ...
ПУТИН: Когда я Вам звонил? Три недели назад. И теперь вы спрашиваете, что вы должны делать по этому поводу. Вы должны были взять [документы] и прочитать их. Тогда бы вы не задавали этих вопросов. Как вы думаете, зачем мы здесь собрались? Чтобы пить чай? ... Как вы думаете, зачем я вам звонил? ... Вот почему такие дела затягиваются на годы.
Подобный обмен мнениями был показан по телевидению в качестве предупреждения для других. На принятие даже самых простых решений уходят месяцы и даже годы", - ворчал Путин на Госсовете. Законодательство томилось в министерствах, "хотя достаточно изменить одно слово в одном пункте". На заседаниях правительства министры подвергались президентскому дознанию. Это был способ показать, что добрый царь заботится об интересах своего народа даже тогда, когда бояре нерадивы.
Разочарование Путина в громоздкости российской системы было искренним. Все привыкли ждать, что решит начальник", - сетовал он. Но если это и так, то отчасти по его вине. Он не сумел реформировать бюрократию, ограничил демократические свободы и установил контроль сверху вниз.
Тем не менее, отношение к окружающим менялось. Один из министров вспоминал, как его вызвали в кабинет. Путин писал за своим столом, - вспоминает он. Когда я вошел, он даже не поднял глаз. Он просто сказал мне, что ему нужно, и сказал: "Можете идти". Это было похоже на поведение Сталина.
Это заметили и иностранцы. Во время визита Путина в Лондон на саммит Россия-ЕС в октябре 2005 г. он и Блэр ужинали на Даунинг-стрит в частном порядке, один на один. Обычная процедура заключалась в том, что советники оставляли их наедине, где присутствовали только переводчики, а затем, ближе к концу вечера, заходили посмотреть, как у них идут дела. Когда помощник Блэра по внешней политике Найджел Шейнвальд предложил своему коллеге Сергею Приходько, который уже много лет работал советником Путина, прервать тет-а-тет, он и его российские коллеги побледнели. «Они были в ужасе, - вспоминает Шейнвальд. Это было по-имперски. Они боялись входить в присутствие и прерывать разговор... В конце концов, мы это сделали, но они держались на заднем плане».
Произошли и другие изменения.