Путём всея плоти

— Ты знаешь, мой милый, — сказала она, — что папа (в разговорах с Эрнестом она всегда называла Теобальда «папой») опасается, как бы ты не ринулся в служение церкви слепо, не осознав заранее всех трудностей, связанных с обязанностями священнослужителя. Он испытал их все на себе и на практике узнал, насколько они незначительны, если их не бояться, и он хочет, чтобы и ты прочувствовал их глубоко и по возможности сполна, прежде чем бесповоротно примешь обет, чтобы тебе никогда не пришлось пожалеть об этом шаге.

Эрнест дотоле и не слыхивал о каких бы то ни было трудностях и не без резона, но вяло осведомился об их природе.

— А это, мой милый, такой вопрос, — отвечала Кристина, — к которому я и подступиться не смогу, ни по натуре своей, ни по образованию. Я бы только внесла сумбур в твою душу, а наставить — нет, не смогла б. О нет! От таких вопросов женщинам лучше держаться подальше, да и мужчинам, я бы сказала, тоже, но папа хотел, чтобы я с тобой об этом поговорила, чтобы не вышло ошибки в будущем, вот я и поговорила. И вот ты теперь всё знаешь.

На этом разговор и закончился, во всяком случае, на данную тему, и Эрнест решил, что действительно знает всё. Ведь мама не сказала бы ему, что он знает всё, да ещё о предмете такого свойства, если бы он не знал; ну хорошо, особенно знать тут нечего; да, пожалуй, там есть какие-то трудности, но отец, уж он-то, во всяком случае, человек блестяще образованный и эрудит, и он, скорее всего, совершенно прав, так что беспокоиться об этих трудностях незачем. Разговор почти не оставил следа в его памяти, и лишь потом, много времени спустя, случайно о нём вспомнив, Эрнест понял, какую на нём продемонстрировали ловкость рук. Теобальд же с Кристиной остались вполне довольны тем, что исполнили свой долг, открыв сыну глаза на трудности, которые возникают, когда человек соглашается на всё, на что должен соглашаться священник. И с них довольно; теперь можно от души порадоваться, что, хотя они и раскрыли перед ним все эти трудности во всей полноте и прямоте, он не счёл их достаточно серьёзными. Не зря же они молились все эти годы, чтобы им сподобиться быть «по-настоящему честными и добросовестными».

— А теперь, дорогой, — сказала Кристина, расправившись со всеми трудностями, которые могут стоять на пути Эрнеста, — я бы хотела поговорить с тобой ещё об одном деле. Речь идёт о твоей сестре Шарлотте. Ты знаешь, как она умна, какой милой, доброй сестрой всегда была и всегда будет тебе и Джои. Как бы мне хотелось, дорогой Эрнест, чтобы у неё было больше шансов найти подходящего мужа, чем даёт наша деревня, и мне иногда кажется, что ты мог бы для неё делать и побольше.

Эрнест почувствовал раздражение — он слышал такое уже много раз, — но промолчал.

— Знаешь ли, милый, брат может так много сделать для сестры, если только хорошо постарается. Мать может очень немногое — собственно, это вряд ли материнская забота — выискивать молодых людей; это забота брата — найти сестре подходящего спутника жизни; единственное, что могу я — это сделать Бэттерсби как можно более привлекательным для любого из твоих друзей, кого ты пригласишь. И я не думаю, — она слегка вскинула голову, — чтобы тут у меня до сих пор что-нибудь было не в порядке.

Эрнест сказал, что уже несколько раз приглашал к себе друзей.

— Да, мой милый, но среди них нет, согласись, таких молодых людей, которые пришлись бы по вкусу Шарлотте. Право, должна признаться, я и сама немного огорчена, что ты выбрал в близкие друзья именно этих.

Эрнеста снова покоробило.

— Ты ни разу не привозил Фиггинса, когда был в Рафборо, а я бы сочла, что Фиггинс именно такого рода мальчик, какого тебе следовало бы пригласить к нам.

Фиггинс фигурировал в таких разговорах уже не раз. Эрнест почти и не знал его, к тому же Фиггинс был на три года его старше и давно окончил школу. Кроме того, Фиггинс не был человеком приятным и всячески досаждал Эрнесту.

— Или вот, — продолжала мать, — взять Таунли. Я слышала, как ты рассказывал о Таунли, что он занимался вместе с тобой греблей в Кембридже. Хорошо бы тебе, дорогой, поддерживать дружбу с Таунли и как-нибудь пригласить его посетить нас. Фамилия звучит аристократически, и, помнится, ты говорил, что он старший сын в семье.

При упоминании о Таунли Эрнест покраснел.

На самом деле, по части друзей Эрнеста ситуация дома была, говоря коротко, такова: мать имела привычку выхватывать из его рассказов имена мальчиков, особенно тех, с кем у него завязывались близкие отношения; чем больше удавалось услышать, тем больше ей хотелось знать; утроба её любопытства была ненасытна; как прожорливый кукушонок, которого выкармливает на лужайке доверчивая сойка, она глотала всё, что бы Эрнест ей ни принёс, а всё была голодна, как прежде. И всегда она предпочитала добывать пищу у Эрнеста, а не у Джои, потому ли, что тот был поглупее или непробиваем? — как бы то ни было, но ей удавалось выкачивать гораздо больше сведений из Эрнеста, чем из Джои.