Путём всея плоти

Увы, Эрнест самым прискорбным образом смешал все четыре евангельских рассказа и даже заставил ангела спуститься с небес, отвалить камень и усесться на нём. Он пришёл в полное замешательство, когда лудильщик, сначала без всякой книги, указал ему на множество неточностей, а потом подтвердил свои замечания непосредственной ссылкой на Новый Завет.

— Ну вот, — добродушно сказал мистер Шоу, — я стар, вы молоды, может быть, вы не погнушаетесь моим советом. Вы мне нравитесь, потому что у вас, кажется, добрые намерения, но вас плохо учили, из рук вон плохо, так что с вас, я так полагаю, пока что и взять нечего. Вы ничего не знаете о нашей стороне вопроса, и я вам только что показал, что и о своей собственной вы знаете немногим больше; и всё же я думаю, что из вас когда-нибудь выйдет нечто вроде Карлейла[219]. А теперь отправляйтесь к себе наверх, прочтите все четыре описания воскресения, смотрите не перепутайте, и чётко выясните для себя, что говорит нам каждый автор; и потом, если вам ещё захочется снова меня навестить, я буду очень рад вас видеть, ибо буду знать, что вы сделали хорошее начало и настроены серьёзно. А пока, сэр, я должен пожелать вам всего самого наилучшего.

Эрнест ретировался в полном замешательстве. На исполнение порученного ему мистером Шоу хватило часа, и к концу этого часа услышанное от Таунли «нет, нет и нет», и без того непрестанно звучавшее у него в ушах, зазвенело с новой силой со страниц самой Библии, причём в связи с самым важным из всех описанных в ней событий. Так что первый день эрнестовой попытки строже придерживаться своих принципов и посещать всех подряд не прошёл для него бесследно. Но он должен поговорить с Прайером. Итак, он наскоро пообедал и отправился к тому на квартиру. Не застав его дома, он засел в читальне Британского музея, незадолго до того открывшейся, заказал «Доказательства естественного хода творения»[220], которые до тех пор не видел в глаза, и провёл весь остаток дня за чтением.

В тот день Эрнест так Прайера и не увидел, а встретился с ним на следующее утро, и застал в хорошем настроении, что случалось в последнее время нечасто. Временами же его поведение по отношению к Эрнесту и вовсе не предвещало никакой гармонии в работе Колледжа духовной патологии, буде таковой окажется однажды открыт. Создавалось впечатление, что он стремится установить над Эрнестом полную моральную гегемонию и сделать его полностью своим.

Что он заходит слишком далеко — такой возможности Прайер не допускал; собственно говоря, мне и самому, когда я думаю о тогдашней глупости и неопытности моего героя, есть что сказать в оправдание прайеровского мнения.

На самом же деле он был не прав. Вера Эрнеста в Прайера была слишком крепка, чтобы её можно было сокрушить вот так сразу, однако в последнее время она довольно сильно пошатнулась. Эрнест изо всех сил старался закрывать на это глаза, но любой посторонний, знавший нашу парочку, непременно заметил бы, что их связь может оборваться в любой момент, ибо когда наступало время Эрнесту сделать очередной манёвр в полёте бекаса, он долго не раздумывал; время, однако, ещё не пришло, и их взаимная близость по видимости сохранялась на прежнем уровне. Единственное, что порождало известную неприязнь между ними (так говорил себе Эрнест), так это кошмар с денежными делами, и, конечно же, Прайер был прав, а он, Эрнест, не в меру беспокоен. Впрочем, об этом пока можно не думать.

Точно так же, хотя он и получил хорошую встряску в разговоре с мистером Шоу и при чтении «Доказательств…», Эрнест был в таком ступоре, что не осознавал происходивших в нём перемен. Инерция старой привычки всякий раз влекла его в прежнем направлении. Итак, он зашёл к Прайеру и провёл с ним час или больше.

Он не сказал, что ходил с визитами к соседям; для Прайера это было бы что красная тряпка для быка. Он держался обычных тем — о задуманном колледже, о прискорбно слабом интересе к духовному, каким характеризуется нынешнее общество, и о тому подобных предметах; в заключение он сказал, что Прайер, похоже, прав, и поделать с этим ничего нельзя.

— Что касается мирян, — отвечал Прайер, — да, ничего; по крайней мере, до тех пор, пока у нас нет строгой дисциплины, которую мы могли бы поддерживать с помощью послушаний и наказаний. Как овчарке охранять стадо, если ей не дозволено время от времени не только лаять, но и кусать? Но в отношении самих себя мы можем многое.