Читаем Путём всея плоти полностью

Во всё время разговора Прайер держался как-то странно, как будто постоянно думал о другом. Его взгляд блуждал, что Эрнест уже не раз замечал и прежде; он произносил слова о церковной дисциплине, но именно посвящённая дисциплине часть его монолога всё время как-то хитро исчезала после того, как он снова и снова подчёркивал, что относит её к мирянам, а не к духовенству; а один раз Прайер даже воскликнул раздражённо: «Да ну его, этот колледж духовной патологии». Что же касается духовенства, то из-под ангельских покровов прайеровых дискурсов то и дело высовывалось довольно крупное раздвоенное копыто — в том смысле, что доколе оно, духовенство, остаётся теоретически безупречным, практические грешки — или даже грешища, если можно так выразиться, — не так уж и важны. Он явно нервничал — как человек, который хочет подступиться к некоему предмету, но не решается, и всё твердил (как он делал уже чуть ли не через день) об этом несносном отсутствии чётких определений относительно границ добра и зла и о том, что добрую половину пороков надо не запрещать, а скорее регулировать. Он распространялся также о преимуществах полного отсутствия сдержанности и намекал на какие-то таинства, в которые Эрнест ещё не посвящён, но которые много поспособствуют его просвещению, когда он их познает, а познает он их тогда, когда друзья сочтут его достаточно окрепшим.

Прайер часто бывал таким, но никогда ещё, казалось Эрнесту, не подходил так близко к тому, чтобы высказать суть, — а в чём суть, он понять до конца не мог. Беспокойство Прайера говорило само за себя, и Эрнест, наверное, очень скоро сам догадался бы обо всём, что Прайер имел ему сообщить, но тут разговор прервался из-за прихода посетителя. Мы так никогда и не узнаем, чем мог кончиться этот разговор, ибо в тот вечер Эрнест видел Прайера в последний раз в жизни. Возможно, тот собирался сообщить ему какие-то дурные вести относительно своей спекуляции.

Глава LX

Эрнест отправился домой и до обеда занимался изучением комментариев декана Алфорда к различным вариантам евангельских рассказов о воскресении Иисуса, следуя совету мистера Шоу и стремясь не к тому, чтобы доказать, что все они точны, а чтобы выяснить, точны ли они. Ему было не важно, к какому результату он придёт, но он был исполнен решимости к тому или иному результату непременно прийти. Дойдя до конца Алфордовых комментариев, он выяснил, что они приходят-таки к результату, именно же, что никому ещё не удалось привести все четыре рассказа в полное соответствие друг с другом, и что сам декан, не видя для себя шансов преуспеть лучше, чем его предшественники, советует принять всю историю на веру — а к этому Эрнест готов не был.

После обеда он пошёл погулять и вернулся только к ужину, в половине седьмого. Подавая ему ужин — бифштекс с пинтой крепкого пива, — миссис Джапп сообщила, что мисс Сноу будет очень рада принять его примерно через час. Новость его смутила, ибо в мыслях у него был такой разброд, что обращать кого бы то ни было ему нынче не хотелось никак. Покопавшись немного в себе, он, однако же, обнаружил, что, несмотря на постигшую его убеждения внезапную встряску, ему неудержимо хочется нанести этот визит, как будто ничего не произошло. Не пойти выглядело бы неприличным, ибо все знали, что он дома. И вообще, негоже вот так сразу менять свои убеждения о таком предмете, как свидетельства о воскресении Христовом, и вообще, не обязательно говорить с мисс Сноу именно об этом предмете именно сегодня, есть и другие предметы, о которых можно поговорить. Какие другие предметы? Эрнест почувствовал, как быстро и яростно забилось у него сердце, а его внутренний наставник подсказал, что думает он отнюдь не о душе мисс Сноу.

Что делать? Бежать, бежать, бежать — вот единственное спасение. Но бежал ли бы Христос? Если бы даже Христос не принял смерть и не воскрес из мёртвых, всё равно Он служит несомненным и непререкаемым примером для всех нас. Христос не убежал бы от мисс Сноу; Эрнест уверен в этом, ведь Он нарочно ходил среди блудниц и прочих людей сомнительной репутации. Ныне, как и тогда, задача истинных христиан — не праведников, но грешников призывать к покаянию[221]. Поменять жильё будет большим неудобством, а попросить миссис Джапп выставить мисс Сноу и мисс Мейтленд из дому он не может. Где граница? Кто достаточно хорош, чтобы жить с ним в одном доме, а кто недостаточно?

А кроме того, куда податься этим бедняжкам? Что же, гонять их из дома в дом, пока им негде будет главы преклонить?[222] Это нелепо; его долг очевиден: он сейчас же пойдёт к мисс Сноу и посмотрит, не сможет ли он побудить её изменить свой образ жизни; а если искушение окажется слишком сильным, он убежит — и он отправился наверх с Библией подмышкой и огнем пожирающим в сердце.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мансарда

Путём всея плоти
Путём всея плоти

В серию «Мансарда» войдут книги, на которых рос великий ученый и писатель Мирча Элиаде (1907–1986), авторы, бывшие его открытиями, — его невольные учителя, о каждом из которых он оставил письменные свидетельства.Сэмюэль Батлер (1835–1902) известен в России исключительно как сочинитель эпатажных афоризмов. Между тем сегодня в списке 20 лучших романов XX века его роман «Путём всея плоти» стоит на восьмом месте. Этот литературный памятник — биография автора, который волновал и волнует умы всех, кто живет интеллектуальными страстями. «Модернист викторианской эпохи», Батлер живописует нам свою судьбу иконоборца, чудака и затворника, позволяющего себе попирать любые авторитеты и выступать с самыми дерзкими гипотезами.В книгу включены два очерка — два взаимодополняющих мнения о Батлере — Мирчи Элиаде и Бернарда Шоу.

Сэмюель Батлер , Сэмюэл Батлер

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги