- Фабрикация.
- Ага. И беспредел, - не забыл ввернуть Джозеф. - И ещё ловушка, а я дурак, как мышь! Они подставили меня!
Джозеф мгновенно вскипел. Он вскочил из-за лавки и заходил из угла в угол.
- Они требовали деньги! Я доверяю своему адвокату, он полжизни в моём бизнесе, и я плачу ему солидно, Энтони. Солидно! Его звали в дорогой ресторан и там говорили: «Триста тысяч евро, и твой хозяин дома». Это в следующий день после обвинений и ареста! Потом они говорили о брате. Мой кузен - советник военного министра Ливана. Они говорили: «Можно двести тысяч, но с информацией от брата».
- Им, Энтони, - уже кричал Джозеф, - нужна информация о самых главных людях в Ливане, элайт-персоны. За это я могу попросту и запросто стать без головы!
- Высокопоставленная у тебя семейка, Джозеф, - заметил я. - И ты заплатил им?
- Вот им, а не мои деньги! - и Джозеф, вполне по-русски, скрутил фигу и второй рукой ударил под локоть.
В камере зашевелились. Кто-то пробурчал из-под фуфайки: «…ну хватит уже…».
Мы перешли на шёпот, но Джозеф шипел, словно гигантский удав.
- Здесь! Здесь доказательства беспредела! - хлопал Джозеф по чёрной папке. - Я никогда не давал деньги на шантаж!
И тут ливанец перешёл на такой своеобразный и необычный русско-английский мат, что от восхищения я захлопал в ладоши.
- С тобой не затоскуешь, иностранец, - влез в разговор разбуженный сосед по камере.
Он ловко спрыгнул со второго яруса и пошёл в туалет, по пути прихватив связку мышей со стены. Послышался шум сливаемой воды. Джозеф нахмурился и покосился на дверь туалета, обклеенную вырезками из журнала.
- Ты зачем убиваешь? - спросил Джозеф.
- Я не убиваю, - донеслось из-за двери, - я амнистирую. Ты лучше расскажи, сколько наших тёлок заграницу продал? И кто тебе эклеры сюда таскает, адвокат или новая девка?
Я думал, Джозеф взорвётся, но он проигнорировал соседа и сидел насупившись, рассматривая ногти на руках. Я решил, что историю Джозефа слышали все уже не один раз, и потому зло его подкалывают. Джозеф, в свою очередь, зациклен на своём деле и к ехидству зеков просто привык. Пора было закругляться и идти спать. Но так сразу встать и уйти мне показалось неудобным и я, наобум, поинтересовался:
- Вкусные пирожные, Джозеф, спасибо! С воли затянул или в местном магазине такая вкуснятина продаётся?
- Алёна принесла, - расплылся Джозеф в счастливейшей из улыбок.
- Всё-таки вымолил прощение, негодяй! - покачал я головой.
- Три месяца потом, когда я уехал из больницы и уже купил свадебный френч, у меня зазвонил телефон, - продолжил Джозеф, казалось, оконченную мыльную оперу. - Алёна! У меня, Энтони, внутри всё подорвалось.
- Оборвалось.
- Ага! Принимаю звонок: «Дорогая?!»
- Джози! - щебечет она и тут же бьёт с ног. - Я в Бейруте!
И, пока я приходил в себя, добивает:
- Я в аэропорту. И я не уеду из Ливана, даже если ты сейчас бросишь телефон.
Я не мог верить ушам и просил её дать телефон любому человеку рядом. Это был сотрудник аэропорта. Через две минуты я летел к ней, только и успел крикнуть: «В такси не сидеть!» В пути я понял, что еду в своём Феррари. Это не похоже на банкрота. Подъезжаю, и вижу Алёну с чемоданом. И мой подарок горит на её шее, и ещё ярче горят её глаза. Я их пью и дрожу весь!
- Я не могу без тебя, Джози, - шепчет она.
Что я могу ей отвечать? Только про любовь. И правда люблю её, Энтони! И я чувствую это очень сильно! И я падал в её ноги и просил стать женой.
- Пригодился костюмчик! - засмеялся в туалете зек.
Джозеф не дрогнул.
- А Лия? - спросил я.
- Я звонил ей и убрал свадьбу, - сказал Джозеф. - Она кричала, как тайфун, Энтони. Но что я мог делать?
- Сибирская свадьба прогремела на всю тайгу? - улыбнулся я.
- Не успели, - тяжело вздохнул Джозеф. - Ваша тюрьма меня проглотила. Когда я прилетел в Россию, меня арестовали сразу в аэропорту. И началась тьма!
- Прямо-таки тьма? - усомнился я.
- Нет-нет, - замахал он руками, - я не про жизнь тюрьмы, я про всю мою жизнь. Прошлое и настоящее, Энтони.
Джозеф открыл чёрную папку.
- Здесь доказательство, - постучал он по папке толстым выпуклым ногтем.
За несколько лет своей отсидки я прочитал уйму чужих приговоров, обвинительных заключений и ходатайств. Мало что могло меня поразить. С некоторых пор я стал избегать чужих бумаг - своих хватало. Но из вежливости к столь щедрому на угощение Джозефу, я взял его увесистую папку.
На столе выросла небольшая стопка рукописных бумаг с плавным мелким почерком, компьютерные распечатки и аккуратно сложенные в прозрачный пакет фотографии. Я стал быстро перебирать снимки. Замелькали Феррари, Порше, БМВ, квадроциклы с морскими скутерами - и везде Джозеф, словно шах Османской империи, в золоте и лоске, с гордо демонстрируемым двойным подбородком и массивными часами на широком запястье.