Путёвые записки

- Год назад я увидел в командировке Алёну и забыл всё. Эта девушка покорила меня своей неподступностью, умом, юмором и у неё большая грудь.

Уже в который раз я чуть не подавился печеньем.

- Я привык, Энтони, к лёгким победам сердец, - поделился Джозеф. - С деньгами, конечно, с деньгами.

- Сердец ли? - усомнился я.

- Сначала покупаешь тело, за ним приходит и душа. Куда деваться сердцу? - искренне удивился он.

- Схема рабочая, - кивнул я, - но, почему-то, малоприятная.

- Может потому, что нет много денег? - предположил Джозеф.

Я пожал плечами. Спорить на эту тему я не хотел.

- Но с Алёной у меня и не получилось так, - сказал Джозеф. - Подарки, круизы, мои признания не помогали. От неё мне были только пощёчины, если я шёл в атаку. Очень долго она была не моя. Это задело меня, я возмутился… И влюбился.

Улыбка Джозефа растянулась во всё лицо, и я не смог не улыбнуться в ответ.

- Рыбак стал рыбкой, - сказал я. - И откуда родом этот специалист по охмурению золотых сердец?

- Местная она, сибирка! - ответил он с гордостью. - Кемерово.

- Сибирячка.

- Ага! И, как-то неожиданно для меня, Энтони, она стала моей, - чуть ли не захлопал в ладоши счастливый Джозеф, - Это была лучшая жизнь! Я носил Алёну на руках и целовал её следы.

- Если ты носил её на руках, то чьи следы ты целовал? - не удержался я.

Джозеф на миг задумался, но лишь махнул рукой и с восхищением продолжил:

- Прошло время, и она говорила про ошибку и опять не была моей. Пряталась у мамы и не говорила в телефон. Но я укладывал в её руки звезду, пел рубаи Хайяма и горел живой, как спичка Мой бизнес стал скучный, и жизнь без Алёны стала не жизнь. А после мучений в сердце она снова стала моей, Энтони, и тогда была сказка, и я был убит страстью. Я пропал, Энтони.

- Ты попал, Джозеф, - поправил я его, и без жалости ткнул в душу иглой. - И мать твоего ребёнка ни о чём не догадывалась? Или ты плюнул на ту, с кем прожил почти пять лет?

Джозефа мотнуло, словно в нокдауне, он сник, будто воздушный шарик на морозе и положил руку на сердце:

- Женщины всегда знают про измены здесь…

Он помолчал секунду и добавил:

- И даже Лия… Я возвращался домой с подарками, и Лия молчала. Я прятался в туалете и писал Алёне смс, как мальчик, Энтони, глупый мальчик! Я забывал стирать их, а все женщины смотрят в телефоны своих мужчин. Вот и Лия…

Джозеф покачал головой, закурил очередную сигарету и встал из-за стола. Вернулся он с чёрной пластиковой папкой в руках.

- Мне было много раз стыдно, - сказал он, - клянусь тебе! Я больше не мог жить, я плохо ел и совсем плохо спал. Мой бизнес остановился, и я не мог лететь к той, кого я обожал от той, кого любил. Я не знал, как мне быть, хоть принимай ислам! Лия настаивала на свадьбе и готовила её тихо, но мощно. Она хотела жить со мной в Москве и рожать ещё много детей. И я принял решение о финише.

- Мудро, - похвалил я. - Ты покончил с собой?

- Не я, Энтони, - ответил он. - Я сделал подлость. Я звонил и говорил Алёне о своей разоряции и прощался с ней. Со мной было очень плохо, я плакал, клянусь! Это не делают мужчины, Энтони!

- Не плачут?

- Не расстаются с женщиной по-телефону.

Я с ним был полностью согласен. Но перебирая в памяти собственные расставания я, вдруг, испугался оказаться пред собой ничтожным и, как всегда, быстро самоуспокоился - ошибки глупой молодости. Бывает.

- Два дня потом не выдержал и позвонил ей, снова хочу извиниться и всё объяснить, - глухо сказал Джозеф. - Телефон взяла мама Алёны. Она меня ненавидела и плевала в телефон. Сказала, что Алёна резала вены и сейчас лежит в реанимации. Моё сердце лопнуло, я упал, Энтони! Вечером я бросил всё и улетел из Бейрута. В Москве я даже не видел Лию и сразу был в Кемерово. В больнице я рвал себе волосы, плакал и умолял. Но Алёна молчала и смотрела не на меня. Тогда я положил ей на стол дорогое колье и…

Джозеф всхлипнул.

Я качнулся вперёд, заглянул в его глаза - и правда, плачет? Но Джозеф быстро совладал с собой. Тюрьма - не место для мужских слёз, по крайней мере при очевидцах.   

- ...и я улетел в Бейрут, - закончил он. А по пути сделал Лие предложение к свадьбе.

В камере будто выключили телевизор. Мы сидели и думали каждый о своём, и только недовольные жизнью мыши пищали на стене и лапками перебирали невидимые струны. Я вспоминал былые деньки любовных приключений, где не сильно отличался от того, кого сейчас чуть не вздумал осудить. Не раз и не два я был уверен в пожизненном чувстве, но снова встречал, влюблялся и уходил. Беспринципность в чужой жизни окрашивалась в благородные тона подаренных мгновений счастья в жизни уже моей. И сейчас я думал о том, что если Джозефу судьба благосклонно выделила несколько лет строгого режима на размышления о содеянном, то о чём же тогда я должен пораскинуть мозгами за свою девятку? И если мой срок - это цена женских слёз, пролитых по моей вине, то не завышена ли она?

- Надеюсь, Джозеф, ты свой тюремный срок схлопотал не за этот грех, а за что-нибудь ещё, - предположил я. - Что за статья у тебя, торговля людьми? Работорговля?

- Какие рабы? - хмыкнул Джозеф. - Сфабрикация полная!