Путёвые записки

- Я любил много раз, Энтони. В Бейруте я имею маленький парк элайт-авто, но никогда я не могу знать, что люблю больше: секс или скорость. И я тратил много-много денег на всё это.

Крепкий душистый чай был заботливо разлит. Свежие эклеры и домашнее печенье томились в ожидании - ближневосточный олигарх угощал. Мои терпение и уши были платой за сказочные деликатесы.

Грузный ливанец удостоверился, что его угощение пришлось по-вкусу, жестом прервал мою благодарность и продолжил:

- Моя мама мечтает о внуках с тёмной кожей. Ищет мне невесту в Ливане, Сирии и даже Египте. Но что я могу делать, Энтони, - воскликнул он, - если славянки всегда лучшие девушки!

Какая у него расово предвзятая мама, - подумал я, но вслух пробурчал:

- Приятно слышать, но лучше бы ты порадовал маму и женился на ливанке.

Но Джозеф не понял или не захотел понять и всё глубже нырял в свободное от решёток прошлое.

- Моя жизнь - не пряник из Тулы. Плохо не думай, нет! - поднял он пухлые ладони.

- Я был на войне и горел, был в плену и страдал, был в разоряции, но я снова стал крепкий.

- В чём ты был? - не понял я.

- Я разорился и стал богатый, опять банкрот и встал опять, - объяснил Джозеф.

- И чем ты занимался? - спросил я. - на чём делал деньги?

- У меня в Ливане теплицы, - выпрямил спину Джозеф. - Я огурцовый магнат.

- Огуречный…

- Ага, и ещё цветковый и немного томатов. Я хозяин много гектар земли у Бейрута, Энтони. И везде мои теплицы. Это очень хороший бизнес! - утвердительно кивнул Джозеф. - Рядом я строю дома. Семья живёт и работает в одном месте. Если семья хорошо работает - их дом будет через семь лет. Но земля моя, и они платят аренду. Ко мне хотят идти работать много людей, но все должны хорошо стараться, я это всегда требую.

Чуть одутловатое, с мешками под глазами лицо Джозефа разгладилось, черты стали резче, губы твёрже. Он тут же преобразился в жёсткого «огурцового» магната мирового масштаба.

- И куда ты продавал урожай? - спросил я, - В Израиль?

- Что ты?! - глаза Джозефа округлились - Израиль? Любая торговля с ним запрещена законом! За это можно попросту в тюрьму попасть!

- Запросто, - поправил я.

- За просто у вас можно в тюрьму попасть, а у нас только по закону, - поднял палец Джозеф и продолжил. - Мои клиенты - крупные европейские сети. Но я всегда расширяю бизнес, Энтони. Мой брат - министр туризма Ливана. И я решил про ещё один хороший бизнес. Туризм - это визы. It’s a good money!

- Чую, за это ты и сел, - сказал я. - Много денег - много проблем.

Джозеф вздохнул:

- Ты прав, это было началом шоссе. По нему я и приехал в тюрьму.

- Где ты так забавно научился говорить по-русски? - удивился я, скрывая улыбку.

- Забавно - это что? - не понял он.

- Хорошо, я имею в виду.

Джозеф самодовольно кивнул:

- С детства я говорю на арабском. В университете я учил английский и французский, и говорю на них легко. Русский язык мне учили девушки на воле и соседи в тюрьме.

- Тогда странно, что в твоём языке совсем нет фени. Тюремного сленга.

- Сленг! Он мне не нужен, Энтони. Я не буду долго в тюрьме. Я вообще не хочу здесь быть!

Густые брови ливанца столкнулись друг с другом, как два мохнатых локомотива. Он мощно встал, схватил со стола пачку Мальборо и принялся ходить туда-сюда по камере, ломая о коробок спички.

- Меня приманили и подставили! - ругался он, забыв о спящих соседях. - Fuck, fuck грёбаная срань!

Я засмеялся, но выпученные глаза Джозефа оборвали меня, и я помахал рукой, дескать, извини. Вскоре он и вовсе перешёл на певучую арабскую речь, перемежая её русским и английским матом.

Я разглядывал крошки на своих коленях и думал о том, что темой своей невиновности он, похоже, уже всех достал. В тюрьмах полным-полно чудаков, искренне полагающих, что вокруг них сплошь закоренелые преступники, и лишь они - случайные пассажиры, несправедливо обвинённые и невинно посаженные. Но разве еда возмущается несправедливостью её поедания?

- Ты был в плену, Джозеф, - вспомнил я. - Вот и считай, что и сейчас ты тоже военнопленный. Здесь каждый третий уверен, что он невиновен. Ты в России, а не в Ливане или Германии. У нас есть поговорка: от тюрьмы и сумы не зарекайся, потому как здесь всё решает не закон и даже не деньги, а случай. Деньги есть у многих, и многие из них сидят.

- Это будто ты в толпе, я навёл на Джозефа два пальца, - а на крыше сидит снайпер. И если лопнул твой череп, а не соседа, то не удивляйся: почему я? Случай. И твоя невиновность никому не интересна, кроме твоих родных да таких же любопытных попутчиков, как я.

Да и то, пока не кончились пирожные, додумал я. Зря я развёл демагогию. Что в нашей жизни может понять интурист? Он считает, что это беспредел, но как понять ему, что жизнь в России - рулетка, где даже тюрьмы чёрные и красные, а владелец российского казино всегда в прибыли.

Что там с твоей любовной историей? - соскользнул я с острой темы.