Пылающие комнаты (ЛП)

Брайан всем телом прижимается к его спине. И в этом нет ничего милого, нет ничего нежного, это вообще даже не объятие. Это рывки и толчки, это отчаянная схватка, это ногти, впивающиеся в плоть и оставляющие алые полумесяцы у Джастина на ладонях. Потому что он хочет удрать, он не желает туда возвращаться, но у него, блядь, просто нет сил бороться. Это сбитое дыхание, топот ног, выгнутая спина и бьющиеся о деревянный пол колени. Это руки, которые удерживают его, прижимают к полу, это хриплый шепот, придушенные всхлипы и саднящие легкие. Это его тело, отчаянно пытающееся вывернуться, и тело Брайана, перекатывающееся по полу вместе с ним.

Это битва, поединок, серебристые латные рукавицы и кожаные сапоги. Это алое и золотое, это грохот, как при столкновении двух машин, звон, скрежет, лязг металла о металл. Это остановившееся время. И это уж точно, совершенно определенно не объятие.

Ровно до тех пор, пока оно не становится им.

И даже после этого остается другое. Остается боль и зашкаливающий пульс, и попытки отыграться, и выгнутая спина. И слезы, и гребанные всхлипы. Вот только теперь…

Вот только теперь Брайан обнимает его со спины и прижимает к своей груди, и обхватывает ногами. И нет, он не укачивает Джастина, они просто чуть перекатываются из стороны в сторону, и ни один из них не смог бы ответить, кто именно совершает это движение. Оно просто как-то само.

- Завтра, - говорит Брайан Джастину в висок. И если Джастин от этого и вздрагивает, и пытается его отпихнуть, прежде чем прижаться теснее, Брайан не обращает на это внимания, ему и дела никакого нет, наплевать вообще. - Завтра ты пойдешь туда снова. И послезавтра тоже, и на следующий день. А потом ты проснешься утром и знаешь, что сделаешь?

Джастин дышит в сгиб Брайанова локтя и не протестует, когда тот отводит волосы с его лба и заглядывает ему в глаза. Он чувствует себя обессиленным, измотанным и до странности умиротворенным.

- Ты снова туда пойдешь.

***

Второй день в кафе выходит не менее жутким, чем первый. Джастин разбивает десять тарелок, обсчитывает пятерых посетителей (с троих берет слишком мало, с двоих – слишком много), проливает пять чашек кофе, несколько раз обжигает клиентов и дважды обжигается сам и за весь день не произносит ни слова, кроме: «Извините», «Что вам предложить?» и «Хорошего дня!»

Только сегодня он не забывает улыбаться.

А это, наверное, чего-нибудь да стоит.

***

- В общем, - Итан прислоняется к дереву и улыбается куда-то в пространство, Итан такой Итан – сверкающие глаза, экспрессивные жесты. – Я сказал Диллону, что попробую выучиться играть на виолончели, если он попробует выучиться играть на альте. Видел бы ты его лицо! Можно подумать, я ему духовой инструмент предложил или что-то в этом роде.

Он смеется.

Раньше Джастин любил его смех. Он вовсе не противный, наоборот – глубокий, грудной, звонкий и капельку скрипучий.

Сейчас Джастин его терпеть не может.

А Дни Диллона – так пиздец, просто ненавидит.

- А я работаю в кафе, - сообщает он совершенно некстати.

Откусывает от яблока и объясняет самому себе, что поделился с Итаном этой информацией просто так, к сведению.

Ну, собственно, именно такой реакции он от Итана и ждал. Его темные брови уползают вверх по лбу, скрываясь под волосами, а глаза хлоп-хлоп-хлопают, быстро и ошеломленно.

- Серьезно?

- Серьезнее некуда, - отвечает Джастин. – Пока что я только стою за стойкой, но кто знает? Складывается ощущение, что я способен и на большее.

Джастин встречается с Итаном каждое воскресенье. И, честно говоря, сам не знает, чего ради. Просто когда Итан спросил: «Мы ведь можем остаться друзьями?», он зачем-то ответил: «Да». Конечно же, он ответил: «Да». Ну а что, нельзя же всерьез винить Итана за то, что тот бросил его, сдался, сложил оружие, нарушил обещание – или десяток обещаний.

В общем-то, их встречи ничего такого собой не представляют, так, прогулка в парке, несколько старых обид спустя. Так было не всегда. В те времена, когда они были вместе, они встречались в комнатах, в квартирах, в крепостях, в уединенных и надежных местах. Впрочем, особой нужды в этом не было – не то чтобы они хоть раз занимались чем-то, требующим уединения…

- Это… – а вот теперь в игру вступает челюсть Итана, она подрагивает, под тонкой кожей играют желваки. Он наклоняет голову и отводит взгляд. – Вау, это… удивительно!

Джастину не удается до конца стереть с лица довольную ухмылку, и он твердит себе, гребанным богом клянется, что все не так. Что он сказал это не для того, чтобы поддеть Итана, разбередить рану и просыпать на нее соль. Все не так. Нет, правда.

- Бен сказал, что это впечатляющий прогресс.

- Ну что ж, как по мне, Бен – умный и наблюдательный человек.

По крайней мере, ему удается выдавить из себя улыбку. И даже довольно правдоподобную.

Джастин от души желал бы заткнуться.

- Завтра у меня будет уже седьмой рабочий день. И, по-моему, у меня неплохо получается. Чаевые, конечно, смешные, и с подсчетами не всегда…

- А как же кинотеатр?

Джастин совершает некое движение – предполагается, что это он так пожал плечами.

- Я уволился.