Пылающие комнаты (ЛП)

- Я хочу быть финансово независимым – настолько, насколько это будет возможно. Как ты уже сказал, мы не женаты, и я – не какой-то подлежащий оплате счет. Кроме того… – вот сейчас, пожалуй, он слегка зарывается, - я хочу статус. Мне все равно, каким он будет, - бойфренд, партнер, горничная, персональный хуесос. Что бы ты ни выбрал, меня это устроит, но на статусе я настаиваю.

Вот здесь Брайан начинает колебаться. Закатывает глаза, трет пальцами губы, отводит взгляд. Тут как раз еще объявляют посадку на самолет – и люди начинают подтягиваться к выходу, просачиваются сквозь него, один за одним, и исчезают.

И Джастин решает, что, пожалуй, наступил подходящий момент, чтобы озвучить последнее условие.

- И раз уж мы будем спать в одной постели, я не хочу, чтобы в ней были другие мужчины. На самом деле…

Вот эту часть он ненавидит. Это единственное условие, которого он от души желал бы не иметь. И Брайан, кажется, уже предчувствует, что последует дальше – судя по тому, как он вскидывает брови и как смотрит на него, словно спрашивая: «Ну что еще?»

Джастин пытается улыбнуться, но выходит только какая-то гримаса.

- На самом деле было бы лучше, если бы ты вообще не приводил парней домой. Я не могу… Ну, в смысле, когда в моем доме появляются посторонние, я… ну… ужасно дергаюсь, - говорит он, глядя в совершенно спокойное, ничего не выражающее лицо Брайана. – Тут дело не в нас. И не в том, что ты трахаешься с другими, клянусь, это вообще не о том.

- А ты не шутишь, - невозмутимо отзывается Брайан.

- Самое худшее в истории с виолончелистом было не то, что Итан его трахнул. Самым худшим было то, что он привел его в мою квартиру. Я после всего этого чуть оттуда не съехал, - объясняет Джастин. – Это было единственное место, где я мог позволить себе расслабиться. И когда эта возможность исчезла…

Джастин разводит руками, зная, что у него все равно не получится толком объяснить, до чего это выматывает – все время быть начеку, никогда ни на секунду не терять бдительности.

Ему просто необходимо хоть одно место, где можно об этом забыть.

Брайан прижимает пальцы к глазам и начинает массировать их, словно у него болит голова. И Джастин чувствует, как постепенно тает только что обретенная им надежда. Было бы проще, куда как проще, если бы эту надежду у него отнял сам Брайан, а не гребанный Крис Хоббс.

- Я понимаю, это твой дом, - говорит Джастин. – Тебе пришлось много работать, чтобы он у тебя появился, и теперь терять все преимущества… В общем, если ты решишь, что я прошу слишком многого, я пойму, хорошо?

Брайан запрокидывает голову, медленно вдыхает, а затем коротко, резко выдыхает, как будто фыркает – не понятно, правда, к чему. Затем он встает с сидения, одергивает рукава, подхватывает свою сумку и спрашивает Джастина:

- Ну так что, идешь ты или нет?

- Серьезно? – переспрашивает Джастин

Брайан раздраженно смотрит на него и буркает:

- Пиздуй в самолет!

***

В последнее время находилось очень немного вещей, способных по-настоящему Джастина взволновать. Одной из них был независимый художественный вестник ВУЗа, в который он когда-то поступил, - Питтсбургского Института Изящных Искусств. Он приходил ему по почте десятого числа каждого месяца. И Джастин с наслаждением листал журнал, представляя себе, будто он один из тех студентов, чьи работы там публикуются. Например, этакий хлыщ, который вечно ходит по пафосным общажным вечеринкам, ноет, как преподы достали со своими курсовыми, и до хрипоты спорит о влиянии гетерогенности современного искусства на традиционные художественные образы. Или, может, такой революционер, для которого его картины являются рупором актуальных социально-политических идей.

А, может быть, он студент, который влюблен – безумно влюблен – и каждый день кажется ему последним днем на земле, а каждый поцелуй – особенным и остро желанным, и прекрасным до боли.

В такие моменты Джастин воображал себя самыми разными людьми. Умными, красивыми, талантливыми, хорошими и не очень. Но общим во всех них было то, что ни одним из этих людей он никогда не станет. Не сможет стать… Можно сказать, его самого сформировала неспособность стать ни одним из этих людей.

Но все это было до того, как Брайан Кинни прикоснулся к нему на похоронах.

Брайан целует его в самолете – но не тем поцелуем. Этот поцелуй не особенный, не остро желанный и не прекрасный до боли. На самом деле, Брайан целует Джастина потому, что на взлете у того случается паническая атака. Он ведь толком не спал, кажется, несколько суток и лекарств с собой не захватил, не думал, что они ему понадобятся.

И Брайан целует Джастина, чтобы его отвлечь, просто хватает за подбородок, разворачивает его голову к себе и пропихивает язык ему в рот. И самолет ревет, трясется, взмывает вверх, а Джастин думает – ну и ладно.