Пылающий берег

Ха’ани прервала лекцию и поспешила вперед, к голому, каменистому пятну земли на берегу высохшей реки; ее нос выразительно шевелился, когда она наклонилась и стала рассматривать это место.

— Шерше, Ха’ани! — засмеялась Сантэн.

Ха’ани тоже засмеялась, начиная копать, а потом упала на колени и достала что-то из неглубокой ямки.

— Такого ты еще не видела, Хорошее Дитя! Понюхай! Очень сладко пахнет.

Она протянула девушке покрытый землей комок, немного похожий на картофель; Сантэн осторожно принюхалась, и глаза ее тут же расширились от хорошо знакомого запаха. Она быстро смахнула с клубня налипшую землю и укусила его.

— Ха’ани, ты просто старое чудо! — воскликнула она. — Это же трюфель! Настоящий трюфель! Немного не такой по форме и цвету, но запах и вкус точно такие же, как у трюфелей у меня дома!

О’ва нашел-таки гнездо страуса, и Сантэн взбила одно из яиц в его же скорлупе, смешала с порезанными трюфелями и на плоском камне, разогретом в костре, приготовила огромный omelette aux truffes[34].

Несмотря на грязь с пальцев Сантэн, придавшую омлету легкий сероватый оттенок, и на песчинки и осколки скорлупы, скрипевшие на зубах, они с наслаждением съели омлет.

Лишь потом, когда Сантэн уже лежала под примитивной крышей из веток и листьев, она позволила себе уступить тоске по дому, тоске, разбуженной вкусом трюфелей; девушка прижалась лицом к изгибу локтя, чтобы заглушить рыдания.

— Ох, Анна… я бы что угодно отдала, что угодно, лишь бы снова увидеть твое некрасивое старое лицо…

Они все шли и шли по сухому руслу реки, и недели превращались в месяцы, так что ребенок Сантэн уже заметно вырос.

На скудном, но здоровом рационе, при ежедневных упражнениях ходьбы и копания, ребенок не мог стать очень крупным, но зато груди Сантэн стали полными и круглыми, и иногда, оставшись одна и натирая тело соком корня би, она горделиво смотрела на них и восхищалась тем, как торчали вверх розовые соски.

— Если бы ты видела их сейчас, Анна, — бормотала она. — Ты уже не сказала бы, что я все еще похожа на мальчишку. Но, конечно, все равно стала бы жаловаться на мои ноги, слишком длинные и тощие, и с крепкими мускулами… ох, Анна, где же ты?

Как-то утром, на рассвете, когда они шли уже довольно долго, Сантэн остановилась на невысоком холмике и медленно огляделась вокруг.

Воздух еще оставался прохладным после ночи и таким чистым, что она видела все до горизонта. Позже, на жаре, пространство обычно затягивалось опаловой дымкой, и солнце выжигало все краски ландшафта. Знойные миражи смыкались вокруг, все очертания зловеще искажались, и самые простые кучи камней или группы растений превращались в шевелящихся монстров.

Но сейчас все было четко обрисовано и насыщено цветом. Волнистые равнины покрывала серебристая трава, и теперь, когда дюны остались позади, появились деревья, настоящие живые деревья, а не те убитые жарой древние мумии, что стояли среди песков.

На расстоянии друг от друга высились колючие акации. Их могучие стволы, покрытые грубой корой, похожей на крокодилью шкуру, венчали широкие зонты крон с изящными серебристо-зелеными листьями. На ближайшей к стоянке акации колония птиц-ткачей построила общее гнездо размером со стог сена, и каждое поколение этих незаметных серовато-коричневых птичек добавляла к нему что-то свое, пока его вес не стал бы слишком тяжелым даже для такого дерева. Сантэн уже видела такие гнезда, лежавшие на земле под сломавшимися деревьями; гнезда все еще были прикреплены к веткам и воняли из-за трупов сотен птенцов и разбитых яиц.

За этим редким леском тянулись крутые холмы, резко поднимавшиеся над равниной, обточенные ветром и расколотые солнцем, обретшие геометрические очертания, с вершинами острыми, как зубы дракона. Мягкий свет раннего солнца окрашивал эти каменные стены в ярко-коричневые, красные и бронзовые тона, а их вершины венчали библейского вида деревья с толстыми стволами и похожими на пальмы листьями на макушках.

Сантэн стояла, опираясь на палку для копания, и благоговела перед суровым величием этой картины. Далеко на пыльной равнине паслись стада изящных антилоп. Издали они выглядели бледными, как дым, и казались нематериальными, эти грациозные маленькие животные с изогнутыми рогами, чудесной шкурой цвета корицы на спинах и снежно-белыми животами, с шоколадными полосами на боках…

Пока Сантэн наблюдала за ними, ближайшие антилопы почуяли человека и принялись странно подпрыгивать на месте, подавая знак тревоги; именно из-за этих прыжков их и звали прыгунами. Они опускали головы так, что почти касались носами копыт, и на напряженных ногах подскакивали в воздух, одновременно разворачивая длинные складки шкуры на спинах и выпуская наружу белые перистые гривы, спрятанные там.

— О, посмотри на них, Ха’ани! — воскликнула Сантэн. — До чего же они красивы!

Тревожные прыжки оказались весьма заразительны, и вот уже сотни прыгунов на равнине взлетали в воздух, сверкая белыми гривами.