Пылающий бог

Они вместе возвратились к шатру Цзяна. Рин села рядом с Цзяном, и, пока она смотрела на него, ее сердце сжималось от жалости. Он выглядел таким несчастным, даже в лишенном сновидений опиумном дурмане. Встревоженно хмурился, а его пальцы вцепились в одеяло, словно только оно удерживает Цзяна на краю утеса.

Рин поняла, что видит его страдания не в последний раз. Чем ближе они будут подходить к горе, тем хуже ему станет. Его состояние будет ухудшаться, пока, в конце концов, одна из сражающихся за его рассудок личностей не победит.

Как же Рин могла так с ним поступить?

Было бы легче, если бы Цзян с Печатью напоминал себя прежнего, подлинного, был его бледной тенью. Но Цзян из Синегарда, которого она знала, был совершенно другим человеком, с собственными желаниями и воспоминаниями.

Тот Цзян безумно боялся себя прежнего – того, кем вот-вот станет. И прятался в своем растерзанном разуме. Как Рин могла лишить его этого убежища?

Она попыталась вообразить, как действовала на Цзяна Печать все те годы, которые он провел в Синегарде. А что, если она преграждала ему путь не только к Пантеону, но и к собственным воспоминаниям? Что, если прежний Цзян пытался выбраться из-за стены, созданной в его разуме, беззвучно вопил при виде бормочущего чушь идиота, который завладел его телом и языком?

На его месте Рин хотела бы вырваться на свободу.

А если можно было бы стереть все воспоминания о том, что она сделала?

Она не терзалась бы от чувства вины. Никаких больше кошмаров по ночам. В ее памяти не было бы кровоточащих ран, до которых больно дотронуться. Она не слышала бы криков, пытаясь заснуть. Не видела бы горящих трупов, закрывая глаза.

Может, это убежище для трусов. Но Рин там тоже понравилось бы.

На следующее утро сознание Цзяна немного просветлело. Сыграл свою роль сон, пускай и принудительный. Тени под его глазами исчезли, как и маска страха с лица, оно снова разгладилось.

– Здравствуй, наставник, – сказала Рин, когда он проснулся. – Как ты себя чувствуешь?

Он зевнул.

– Не понимаю, о чем ты.

Рин решила чуть поднажать наудачу:

– У тебя была плохая ночь.

– Да?

Его безразличие раздражало Рин.

– Ты назвал меня Алтаном.

– Правда? – Цзян почесал затылок. – Прости, это было непозволительно. Я помню, как ты повсюду следовала за ним, с щенячьим блеском в глазах.

Рин отмахнулась от его слов. «Заткнись, – шептал тихий голос в голове. – Хватит болтать, уходи». Но она не послушалась и продолжала напирать, пытаясь узнать, что он помнит.

– И еще просил тебя убить.

Трудно сказать, был ли его смех нервным или Цзян всегда так смеялся – пронзительно, неуверенно и глупо.

– Ну ничего себе! – Цзян похлопал ее по плечу. – Я же учил тебя не волноваться по пустякам.

Совет Цзяна, как всегда, прозвучал легкомысленно. Но по мере того как они поднимались все выше, а воздух становился все более разреженным, Рин утратила способность думать о чем-либо, кроме насущных потребностей. Огня едва хватало на то, чтобы растопить лед на пути, и вода сразу же начинала замерзать снова. По ночам, когда температура падала до угрожающего уровня, солдаты спали не больше часа подряд, посменно, чтобы не превратиться в сосульки.

Хорошо хоть, что главную проблему представляла собой природа, а не Республика. В первые несколько дней похода Рин не сводила глаз с бледно-серого неба, ожидая, что в любую минуту из-за туч возникнут темные силуэты дирижаблей. Но флот так и не появился. Катай предложил несколько объяснений тому, что их никто не преследует: у гесперианцев кончилось топливо, они не могут вслепую летать над горами в плотном тумане, или Цзян нанес такой урон воздушному флоту в Наковальне, что гесперианцы не решились отправить оставшиеся дирижабли преследовать врага, навлекающего на них злобные тени.

– Они просто увидели, на что мы способны, – с напускной уверенностью сказал он офицерам. – И понимают, что было бы самоубийством нас преследовать. Возможно, они знают, где мы. Но не рискуют атаковать.

Рин молилась богам и надеялась, что он прав.

Прошла еще неделя, и небо оставалось пустым, но она все равно не могла расслабиться. А если Нэчжа просто решил сделать передышку и завтра вдруг все изменится? Возможно, он желает быстрой победы, а в горах на это трудно надеяться. Или посчитал, что не стоит их преследовать, это будет лишь напрасной тратой топлива и ресурсов. Но Рин прекрасно понимала, что им по-прежнему грозит уничтожение. Республика способна за секунды убить тысячи. Все может закончиться в любую минуту. Остается лишь идти вперед и надеяться, что Нэчжа опомнится слишком поздно и пожалеет, что не убил ее давным-давно.

Глава 19

Во время путешествия на дирижабле в Чулуу-Корих мир показался Рин таким маленьким. Но поход через гряду Байолей тянулся бесконечно, а горы, которые раньше она знала лишь как крохотную отметку на карте, простирались будто на всю империю. Изнурительные недели складывались в суровые, монотонные месяцы, возникало чувство, словно она всю жизнь карабкалась в горы, ежедневный кошмар стал рутиной.