Пылающий бог

Она вспомнила тот день, примерно год назад, когда впервые увидела гесперианский флот у берегов Никана. Теперь события словно обратились вспять. Как тогда ее восхитило это зрелище! Белые паруса символизировали надежду и спасение. Божественное спасение.

Но они пришли, только когда Республика уже истекала кровью. Они могли бы покончить с гражданской войной за считаные минуты, в самом начале. Могли бы спасти всю страну от голода и кровавой бойни. А вместо этого наблюдали за бессмысленной трагедией почти до самого конца, когда им достаточно было одного шага, чтобы объявить себя героями.

Зато отбывали они не с такой помпой.

– Мерзкие трусы, – сказала Венка. – И ты позволишь им просто так уйти?

– Нет. Будет забавно затопить эти корабли в гавани.

– Рин, – вздохнул Катай.

– Я не шучу, – сказала она.

– Оккупировать город – это одно. А сжечь гражданских – совсем другое.

– Но это было бы так забавно.

Она не совсем шутила. При виде покалеченного, удирающего флота она испытывала злорадство. Стоило ей только захотеть, и она превратит все корабли в горстку пепла. Это в ее власти.

– Прошу тебя, Рин, – встревоженно покосился на нее Катай. – Не глупи. Сейчас гесперианцы отступают, потому что истощены и слишком многое вложили в войну на континенте, до которого им нет никакого дела. Они поставили не на ту сторону и проиграли. Сейчас они просто зализывают раны. Но если ты спалишь убегающих женщин и детей, они могут и передумать.

– Все удовольствие испортил, – буркнула Венка.

Рин вздохнула:

– Терпеть не могу, когда ты прав.

И она позволила кораблям беспрепятственно выйти из гавани. Пусть гесперианцы думают, по крайней мере пока, что она не затаила против них обиду. Что ее интересы не простираются за границы Никанской империи. Пусть считают, что им ничего не грозит.

А когда они будут пребывать в самодовольной уверенности, когда будут убеждены, что грязная и глупая никанка не представляет угрозы, вот тогда она нанесет удар.

* * *

Теперь предстояло занять дворец.

Во дворце царил разгром. Огромные расписные двери были распахнуты, коридоры усыпаны разбитыми вазами, упавшими из набитых наспех повозок с добром. Из большого зала в центре дворца исчезла почти вся мебель, остались лишь гобелены на стенах, слишком тяжелые, чтобы сдернуть их и унести.

В дальнем конце зала висел портрет семьи Инь. Рин немного постояла перед ним, вглядываясь в лица людей, которые когда-то воображали себя правителями империи.

Ткач изобразил их с впечатляющей точностью. Когда они стояли рядом, фамильное сходство особенно бросалось в глаза. У всех были высокие скулы, брови дугой и точеные подбородки. Ни один не улыбался, даже дети смотрели на пустой зал с одинаковым высокомерием и презрением.

Поначалу Рин спутала Цзиньчжу с Нэчжей, но потом поняла, что стоящие справа от отца юноша и девушка – перворожденные близнецы, Цзиньчжа и Мучжа. Нэчжа стоял слева от отца, угрюмый и одинокий. Гобелен, должно быть, соткали много лет назад – здесь Нэчжа был еще ребенком, едва достающим отцу до пояса. У правого края стояла Инь Саихара с младенцем на руках. Видимо, с Минчжей – погибшим младшим братом, которого сожрал Дракон.

Всего за год от прекрасной семьи почти никого не осталось. Цзиньчжу захватили в плен на озере Боян и превратили в начинку для пирожков. Обугленные останки Вайшры не отличить от головешек его сожженного флота. Мучжа, как говорят, утонула, когда на Арлонг напал Дракон. А Нэчжа сломлен и побежден, раб своих гесперианских хозяев.

В приливе мстительной ненависти Рин хотелось лично прервать этот род.

Но правительница Саихара избежала справедливой кары. Увидев знамена входящей в город армии южан, она бросилась с самой высокой башни дворца. Ее хрупкие кости разбились, как фарфор, упав на площадь для казней, она последовала древней традиции, когда знатная женщина умирает вместе со своей династией.

Рин сообщили, что в последние дни жители Арлонга возненавидели Саихару. Ни для кого не было секретом, как семья Инь наживалась на гражданской войне, когда все остальные обнищали. Мучжа, сестра Нэчжи, разбогатела, сводя гесперианских купцов с влиятельными торговцами, наводнившими дворец.

Когда Саихара вернулась из путешествия по Гесперии, оказалось, что она вместе с Мучжей выбросила огромные партии никанских товаров на гесперианские рынки, пока все остальные в панике скупали провизию в ожидании голода.

Жители Арлонга призвали Нэчжу наказать мать и сестру, но он лишь исключил их из правительства. С тех пор Нэчжу начали называть не Молодым маршалом, а Сынком-дуралеем, его мать же в народе прозвали Шлюхой Запада. В последнее время народ так громко требовал ее наказать, что, если бы армия южан не вломилась в ворота Арлонга, Саихару могла бы разорвать в клочья разъяренная толпа.