Ворота были приоткрыты, над ними горела настоящая иллюминация из сотен красных, багровых и пурпурных огоньков. Пес, фырча, уткнул нос в снег и крутился вокруг слабых следов; Джен, тяжело дыша сквозь зубы, сверлила взглядом дом. Воздух около нее раскалился, как в кузне. Комиссар опустился на колено рядом с отпечатками — это были изящные узкие следы дамских башмачков, такие неглубокие, словно оставившая их женщина питалась воздухом.
— Я не знаю, кто это! — прошипела ведьма. — Оно прячется!
Пес оскалил зубы. Бреннон оглянулся на консультанта — тот понемногу сбавлял шаг, пока наконец не остановился перед воротами. Клинок в его руке погас.
— Вы что, боитесь? — недоверчиво спросил Натан. — Это еще одна тварь из портала?
— Нет, — ответил консультант. — К порталу это никак не относится. Идемте.
Следы вели к крыльцу. На чуть приоткрытой двери ярко пульсировали красно–золотые знаки. Консультант вошел первым. В холле было темно, хоть глаз выколи, но из гостиной струился теплый мягкий свет. Пес засопел. Лонгсдейл вдруг замер на месте, как кролик перед удавом. Джен обогнула его и подкралась к дверям гостиной слева. Комиссар подобрался справа с револьвером наготове, хотя почему–то никакой опасности не ощущал. В ладони Джен вспыхнул огонек, и она бросила на Бреннона вопросительный взгляд. Натан кивнул, и они оба ворвались в гостиную.
— Вы?! — взвыл комиссар, с трудом затормозив на скользком полу; ведьма с криком отпрянула. Валентина ван Аллен улыбнулась и поднялась им навстречу из кресла. Свет от огня в камине окрасил румянцем ее бледное лицо; белокурые волосы вокруг него были пронизаны сиянием, будто нимб.
— Я — ваш лев рыкающий, — сказала вдова. Она вдруг засветилась изнутри, словно жемчужина, и перед Бренноном на миг, как солнечная вспышка, явилась прекрасная высокая женщина, окутанная бледно–золотым ореолом. Она ослепила его, и он попятился. У ведьмы вырвался гортанный полувскрик–полувсхлип, и она бросилась перед ней на колени. К горлу Натана подкатил комок. Джен, дрожа, поднесла к губам край ее юбки.
— Дитя, — нежно произнесла вдова и провела ладонью по ее волосам. — Такое юное и уже такое воинственное.
Теплый взгляд темнейших синих глаз обратился к Бреннону, но он чувствовал лишь полную опустошенность, да еще сердце отчаянно бухало в груди, едва не лопаясь.
«Почему? — бессильно подумал Натан. — Как же так, Валентина? За что?»
Как он мог не понять сразу, что она не человек! Как она могла обманывать так долго!
— Мне жаль, — тихо сказала она; ее глаза были глубокие и прозрачные, как горные озера.
— А то ж, — горько отозвался Натан.
Пес неслышно вошел в гостиную, вытянул морду, принюхиваясь, и с опаской приблизился к ней. Валентина протянула к нему руку, и Лапа осторожно понюхал ее пальцы. Из холла донесся громкий вздох Лонгсдейла. Пес сел у ног Валентины, просительно глядя на нее, а Натан наконец услышал шаги — консультант приближался так медленно, будто его тянули силой. Когда он переступил порог, то Валентина взглянула на него, гневно вскрикнула, а консультант с диким воплем закрыл лицо руками и шарахнулся прочь, во мрак холла.
Сейчас она выглядела как обычно, почти так же, как всегда, разве что казалась похудевшей и усталой, но теперь Натан не знал, стоит ли этому верить. Вдова сидела в кресле поближе к огню, он стоял поодаль, опираясь плечом об откос длинного, в пол, окна. От него тянуло отрезвляющим ночным холодом. Бреннон нуждался именно в этом — в отрезвлении и холодном рассудке. Потому что он даже не знал, о чем спросить ее сначала.
— Кто вы? — наконец решил он.
— Трудно сказать. Вы, люди, зовете нас агуане, пантегане, брегостене… Вы дали нам так много имен за тысячи лет…
— Вам — это кому?
— Таким, как я.
— Конкретней, — процедил комиссар.
— Но я не могу ответить, — мягко сказала Валентина. — Вы придумали для нас столько имен, и я уже не знаю, что значат для вас эти слова и каким из них мне назваться.
— Просто объясните, кто вы. До меня дойдет, я понятливый.
Миссис ван Аллен поднялась, подошла к окну и распахнула створки. Рядом росла рябина, Деревце затрепетало и потянулось к Валентине всеми ветвями, обвило ими ее руку, словно длинными гибкими пальцами. Снег у корней стаял и водой ушел в землю. На ветках, которых касалась вдова, распустились крохотные почки и раскрылись темно–зелеными листочками.
— Я — это они. В земле и в воде, в траве и в листве, в горных лугах и в лесах — все это я. Везде моя часть.
Деревце прильнуло к ней, будто хотело обнять, а Натан вместо мороза ощутил тепло.
— Вы сердитесь на меня, — с нежностью шепнула вдова. — Я знаю. Простите меня, но я не могла вам сказать. Разве вы поверили бы?
— Так, значит, никакого мистера ван Аллена? — глухо спросил комиссар. — Никакого адвоката по уголовным делам? Кто же тогда ваши дети? Они вообще ваши?
— Они люди, — ответила Валентина, — потому что человеком был их отец. Виктор ван Аллен, адвокат. Почему вы в это не верите?