Пыльные перья

София смотрела на экран без особого выражения, но, кем бы ни был ее оппонент, он явно испытывал судьбу, выводя ее из себя. Нет, София не станет никого заколдовывать, она всегда утверждала, что испытывать смертных на прочность таким образом – моветон. Они все забыли. А с тех пор, как забыли, стали до нелепого к магии уязвимы. Но и словесно она могла раскатать любого тончайший слоем, будто делала тесто для пахлавы.

– Где ты ощущаешь свой дар, Татьяна? – негромко спросила она, не отрываясь от экрана, строчки отражались в ее темных очках, но Таня даже не думала пытаться их прочитать. Она слышала размеренный звук, с которым Агата подметала двор, почему-то это ее успокаивало.

Таня пожала плечами:

– Я… не то чтобы ощущаю его. Это всегда была принудительная процедура, я не могу его нащупать добровольно, он где-то далеко закопан. Я знаю, что он есть. Но будто выйти он согласится только по принуждению. Это скорее… больно.

София хмыкнула, недовольно пробормотала что-то про шарлатанов, варваров, идиотов, извращающих саму природу волшебства. Таня уже хорошо знала, что в основе любой магии лежит воля. Ее волю пытались у нее отобрать, разжать кулаки и челюсти, бесцеремонно выдернуть хребет.

– А где болит? – Софию забавлял любой разговор, который сулил ей крупицу нового, мог чему-то ее научить. Таня облизывалась нервно, вспоминать это ощущение ей хотелось меньше всего.

– Болит… везде. Будто каждую клетку моего тела подожгли. И она не выдерживает жара. Сворачивается. Плавится. Где должен быть дар, София?

Таня любила задавать ей вопросы, потому что София всегда отвечала. Даже если от ее ответов становилось еще сложнее.

– Дар начинается там, где солнечное сплетение. Где, говорят, у нас живет душа. Но я считаю, что мы действительно излучаем его всем телом. Нелепо пытаться оторвать душу от тела. Так кто сказал, что так можно обойтись с даром? Если вскрыть тебя или меня, кровавого рубина дара там не будет. Он весь выйдет ровно в ту секунду, как мы перестанем дышать. Мы выйдем. Он будет повсюду. Он продолжит менять реальность. Его никогда нельзя форсировать и принуждать выйти наружу. Никогда нельзя брать силой.

Таня улыбнулась, одними только уголками губ, повела плечами.

– Мне нравится, как вы рассказываете. С ваших слов, это вовсе не проклятье.

Пожилая дама – Таня не могла думать о ней никак иначе – усмехнулась, снова закуривая, дымила она как печная труба, и выдохнула дым в противоположную от нее сторону.

– Он называется «дар» из-за конкретных причин. Первая и самая очевидная – он был дарован, и ты даруешь его окружающим. Это не проклятье. Ты осознаешь, что не сможешь прятаться вечно? Никто не может. Всегда приходится выходить и сражаться.

Таня осознавала, что от рождения была наделена светлой головой, и не могла ничего другого, кроме как осознавать.

– Я и не хочу прятаться от него вечно. Я хочу научиться. Сколько у меня времени?

София даже не трудилась напоминать человека, одетая в вечность и знание, как в лучший костюм.

– Это неважно. Время нелинейно. Что важнее, будут другие учителя. И после меня. Увидишь девчонку, которая покажется тебе огненным шаром – не беги от нее. Эта в огне не горит. И тебя не испугается, даже если будет знать правду. Сама ничего не бойся. Поверь мне, он боится тебя больше.

Я не хочу, чтобы меня боялись.

– Возможно, для этого чуточку поздно, – отозвалась София, мысль была для нее той же речью. Но честнее.

Когда мертвяки липли полуразложившимися лицами к окнам, Таня понимала, что время ее вышло. София в этом доме оставалась константой. Не менялась ничуть: ни в лице, ни в мощнейшем фоне, который от нее исходил.

– Они прорвут защиту. И они будут в доме. Агата, Татьяна, прошу вас, не делайте глупостей.

Агата кивнула: конечно, она не будет делать глупостей. Защищать сестру – это не глупость. Конечно, глупость она сделает. Всегда делала. В этом была вся Агата: услышать просьбу не делать глупостей, кивнуть с серьезным лицом и сотворить целую сотню, разбросать их вокруг себя, как зернышки. Таня еще будет спрашивать себя после, знала ли о том, что случится, София? А если знала, то почему не остановила ее? Какой продуманный и неожиданный ответ был готов у нее для этого?

Таня почувствовала, как на грудь ей легло что-то тяжелое, и растерянно уставилась на тяжелый медный ключ. Если бы она не знала точно, что он отпирает именно этот дом, она бы в жизни не поверила, что он может подходить к современному жилищу, настолько сказочно он выглядел. Она прекрасно знала, что значат ключи в этом мире. Какую чудовищную силу может хранить этот оберег.

– Вы уходите? Сейчас? – И она не знала, откуда в ее голосе столько злости, столько обиды, но звякнули стекла, и мертвецы на секунду отпрянули от окон, а после, после прилипли к ним с еще большей жадностью, будто обезумели. Таня никуда не могла деть это новое жгучее чувство. Уходили все. Рано или поздно. Она оставалась. Одна. С каждым разом все более, более одинокая.