Пыльные перья

Говорила больше Агата, Агата всегда говорила, в этом была особенно хороша. Агата говорила, Таня молчала. Агата смеялась, Таня смотрела все так же молча, внимательно. Агата напирала. Таня сначала наблюдала. Бо́льшую часть речи Яга разделяла Танину тишину, ее глаза, всегда чуть навыкате, прочно зафиксированы на Тане, будто она уже тогда что-то знала, чего не знала Таня. Невероятно много вещей.

– Помолчи, девочка. А что скажет младшая? И не думай мне скормить свое «мне нечего сказать», я уже это слышала. Всем есть что сказать.

Таня пожала плечами, ей казалось очень важным сказать то, что сработает. То, что даст им шанс выиграть время. Одновременно она одуреть как устала говорить то, что от нее ждут. Устала вкладывать тщательно подобранные слова в перепачканные золотым соком губы самого яркого на свете мальчика. Таня смертельно устала.

– Я слышала, что вы охраняете границу миров. Что только благодаря вам оба мира еще стоят. Что вы знаете, где проходит эта тонкая линия. Как сохранить баланс. Мне говорили, я искусственная. Я инструмент. Меня здесь быть не должно. Я понятия не имею, кто я. Но мне бы чертовски хотелось узнать. И я больше не буду ничьим инструментом. Я живая. И мне было достаточно. Мне достаточно решений, которые были приняты за меня.

Пожилая дама, Яга – потом выяснилось, что сейчас люди звали ее Софией, и ей это нравилось, так глупо и так по-человечески, – смотрела на нее долго, выражение на лице все то же, неизменное.

– А с чего мне помогать тебе, «инструмент», в твоих духовных поисках?

Тане было нечего на это ответить. Ни на один из ее вопросов. Ее уже давно ни о чем не спрашивали. Помимо дежурных вопросов о самочувствии, о текущем состоянии, бог знает о чем еще. Но это поверхность. Что у Тани внутри, знала только сама Таня. Даже Агата, ее последний родной человек, вежливо от этой информации отказалась. И даже пытаясь все исправить, Агата бережно обходила мысли Тани и ее душу стороной. Будто внутри у Тани было болото или яма на волка – провалишься, а там колья. Может, и так.

– Потому что подобных мне вы, наверное, еще не видели. Вы любопытны. Вас всегда влечет огромный научный интерес. Потому что, я не берусь судить, но вы научитесь чему-то по пути тоже, ведь учиться никогда не поздно, правда? Вы впускали его за свой стол сотню раз. Все это уже случалось. Он стучался в ваши двери. Он пах жизнью. И вы впускали его. Неужели откажете мне?

От нее веяло холодом и пахло сливовым дымом. Она была живой. И такой далекой. И у Тани на секунду все внутри сжалось: неправильно ответила. Все сделала не так.

Откажет. Не впустит. Прогонит. И куда они тогда пойдут?

– Значит, пора. – Яга усмехалась невесело, тогда Таня еще не привыкла называть ее по подставному имени. По сути, даже Яга ее настоящим именем не было. Ни одно из ее известных имен. Она сама его помнила? – Столько лет я учила их. Столько веков. Направляла. Корректировала эти маршруты. Но знаешь, история каждый раз повторяется, и я не в силах ее изменить. Я все учила их жить. Может, пора учить умирать? И самой научиться. Вот и ты здесь. Ты не вспомнишь, это случилось одну жизнь назад, но я держала тебя на руках, крошечную совсем. Пора.

Таня качнула головой, протянула к пожилой даме руку, не смея ее коснуться, – рука так и повисла в пространстве между ними.

– Обучите меня. Я не знаю измерения, в котором этот дар не был бы насилием.

Яга отошла, пропуская их в помещение; пахло травами и ее парфюмом из классической линейки, табаком. Немного сыростью, будто из подвала.

– Я обучу тебя. Но пощады не жди. Учеба – такая же, как жизнь. Кровь и пот, без единой поблажки.

Таня поймала Агату за руку, потянула за собой.

– Хорошо. Правильного ответа не было.

София, как всегда невозмутимо спокойная, работала за ноутбуком, и Тане до сих пор это казалось каким-то безумным парадоксом. Однажды Таня вышла из дома, всего на пару метров отошла в лес, а ей навстречу вышло настоящее говорящее бревно, оказавшееся духом срубленного дерева: дерево ушло – дух остался. Люди не жалели лес. Лес в ответ не жалел людей. Но живое говорящее бревно, измученный лесной дух, все еще помнило, что так было не всегда. Таня тогда поделилась с ним своей едой, этому София успела ее обучить.

Вот к окну в этом удивительном доме иногда прилетает Птица-Юстрица и громко жалуется Софии, что последнее время сидит без работы. Маленькая и юркая, с красным хохолком. Таня пробовала давать ей на ладони зерна, но гордая мелочь отказалась, заявив, что везде была. И все ела. И всех попробовала. И еще попробует. София тогда усмехалась: «Ну, если люди своей глупостью опять зададут тебе работы, то я даже не знаю, что с ними делать».

Она ничем не выдавала страшного секрета, о котором рассказала Тане в первые дни их знакомства, эта новость ее будто не трогала. Скоро она умрет. И Таня понятия не имела, как что-то настолько фундаментальное, настолько масштабное, основополагающее для всей Сказки может умереть. В эту минуту она сидела здесь, на самой границе Сказки, и… работала за ноутбуком. Управлялась с ним, кажется, чуть ли не лучше Тани.