Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Взгляд его что-то мне не понравился. Какой-то пытливый и будто ищущий.

— Не так что-то? — решилась спросить.

— Да вот думаю о разговоре, что давеча услышал.

— А что за разговор? — спросил Далибор.

— А помнишь, воевода, мы с тобой село Растопшу проезжали?

У меня внутри так все и сжалось как тисками.

Растопша… стало быть…

Обратившись в слух, я внимала каждому слову Деяна.

— Подошел там ко мне мужик один. Говорил, дочь у него из дома сбежала, — говорил он. — Рыжая девица таких же лет. Просил помочь найти.

— Да что им, девкам этим, медом что ль намазано? — встрял Новак. — Куда ни глянь отовсюду бегут!

— И то верно. Чего им не сидится? — поддакнул Данко. — То вчерашняя, то эта растопшинская.

— И что ж та девка? — не обратил на них внимания Далибор.

— Да чего ж? Отец с братьями ее искали-искали, да так и не нашли. Думали поехать далее, а поедут ли.

Деян обернулся на меня и добавил:

— Вот Вёльму увидел и вспомнил. Только про ту девку сказали, мол, некрасивая была, а твоя сестра, — Ладимиру, — твоя сестра красавица как есть. Как только не боишься, что уведет кто?

Ведун взглянул на меня и мотнул головой:

— Да кто ж с ней совладает? Я и то управы не нахожу. А так и впрямь красивая.

Я чуть улыбнулась, справляясь с предательской дрожью в теле. Слава тебе, Ларьян-батюшка! Уберег ты меня, не вернусь теперь в Растопшу.

Разве ж отец мой за некрасивой поедет? От слов его жестоких будто по сердцу оцарапало. Некрасивая, ненужная, нелюбимая.

И верно, что ушла. И жалеть не стоит.

Крепко привязав к седлу мешок, я только-только ногу в стремя поставила, как вдруг услышала голос знакомый.

— Вёльма! Вёльма, стой!

Оглянулась — Осьмуша бежит.

— Вёльма, Ладимир… — едва дыша после быстрого бега говорил парень: — И ты, воевода Далибор…и люди княжьи… Не прогоните меня! Возьмите с собой в Трайту!

— Решил все ж помощи искать?

— Решил, Вёльма, решил, — улыбнулся Осьмуша.

— И как тебя сестра от своей юбки отпустит? — не смолчал Ладимир.

И что ж за человек только такой? Ни мига без насмешки не живет.

Осьмуша даже поник, голову опустил.

— Румяне не до меня — она Забавой занята. Отпустила и слова не сказала. Возьмёте с собой?

И жалобно так, тоскливо на нас посмотрел.

— Дядька Далибор, — вступилась за перевертыша я. — Не прогони парня. Пусть с нами едет?

Воевода строго свел брови.

— А коль он чудить начнет?

— Оберег на мне, — Осьмуша тут же показал ему подарок Ладимира. — Не стану я чудить.

— Не станет, — подтвердила я. — Мы с Ладимиром уследим за ним. Правда, Ладимир?

Прямо в глаза ему заглянула, ища поддержки. Он миг помедлил, потом чуть улыбнулся.

— Не дадим парню глупостей наделать. Да и луна на ущербе теперь.

— Не гони его, дядька Далибор! — снова взмолилась я.

Воевода усмехнулся и махнул рукой.

— Пусть идет, — сказал. — Твоя взяла, лисица.

Сказал, вскочил в седло и двинулся вместе с витязями своими.

Осьмуша схватил меня за руку и, густо краснея, затараторил:

— Спасибо тебе, Вёльма! Век богов за тебя молить буду. Должник я твой.

— Будет, — засмеялась я, высвобождая руку. — Лошадь-то есть у тебя?

Осьмуша с радостной улыбкой замотал головой.

— Ну так ко мне садись, Мирка и двоих унесет.

Ладимир только головой покачал.

— Чего это ты? — спросила.

— Не разберу я тебя, Вёльма, — ответил. — То ли дурная ты, то ли богами одаренная. Никто против тебя выстоять не может.

Я натянула поводья, ожидая пока Осьмуша позади меня в седле устроится:

— Разве ты только.

Причмокнула губами и легонько толкнула Мирку в бок.

— Идем, ласточка, путь нам долгий впереди…

Глава третья

Не верьте, люди добрые, песням, что гусляры на ярмарках поют. Не слушайте их слов ложных — врут с три короба.

Жила я в Растопше, слушала сказания их и думала, что Трайта — город чудес и люди там всё чародеи да волшебники, а стены…стены белым сияют день и ночь, а во рвах, что укрепляют их, рыбы живут диковинные. Вранье все это — вот что скажу. Не выходит девица-луна, чтоб на Трайту нашу полюбоваться, из-за туч. Она на все и всех одинаково смотрит, боком своим серебряным, поворачиваясь.

С чего ж я так вдруг на гусляров и людские болтливые языки осерчала? Да с того, что к концу второй недели похода нашего с вершины пологого холма трайтовские стены увидела. Выехали мы со стоянки своей на рассвете, а как солнышко к зениту подошло, последний холм миновали. Пред нами равнина расстилалась зеленая да гладкая. Серебристые ленты рек ее трижды пересекали. Одна даже поперек города лечь посмела — Марвой ее прозвали. За что — не ведаю — но как окажусь в Доме Предсказаний, точно спрошу.

— К вечеру доберемся, — с просиявшим лицом проговорил Далибор, заслоняя лицо ладонью.

— А если не успеем?

— Успеем, лисица. Домой ведь едем.

Я последовала его примеру и так же прикрыла глаза от прямых палящих лучей. Тюрбан, сооруженный из куска синей ткани, опять украшал мою голову. Помню, увидела я картинку с кочевниками в таких же и запомнила. После стащила у матери кусок ткани, что для платья сестре берегла, да решила такой же сделать. А что ж тут такого? У сестры этих нарядов вон сколько! А мне бы все равно пожалели.