Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Я только хмыкнула. Ну и язва же он, хоть и любимый мне.

Перевертыш виновато опустил голову.

— Прости, Вёльма. Знал, что тебе сказать стоит. Мог зайти к заклинателям, а не стал. Зоран меня совсем загонял.

— Ушедшая бы его обняла, — отозвалась я. — Чтоб ему пусто стало!

— Не ругай его, — вдруг встал на защиту темного жреца Осьмуша.

От неожиданности я квасом поперхнулась.

— Будто уши мне водой залило…Осьмуша, чего это ты?

— А того, — смело продолжил парень. — Все его темным зовут и знаться не хотят. А Зоран — чародей посильней многих станет, хоть и ей служит. Сам я его клял, теперь вижу, правду говорит. О тебе спрашивал, Вёльма. Говорил, давно заклинателей молодых не встречал.

— И я давно темных жрецов не видела. Да и еще бы столько…

— Будет тебе его честить, — встрял Велимир. — Сказано нам не лезть в его дела, вот и не следует. Разве уж сама в ученицы пойдешь?

— Чур меня, — отозвалась я и вернулась к еде.

* * *

По глазам Ладимира видела, что дом Ратко совсем неказистым показался. Привыкли ведуны к достатку, чего уж. Оно-то и я привыкла, раз на то пошло.

Осьмуша тихо стоял за моей спиной. Вот плут! Услышал наш с Ладимиром разговор и следом увязался. Мол, возьмите с собой, не то Велимиру все скажу. Пришлось брать, чего ж. Колдовать ведь пока никому из нас не позволено, раз в учениках ходим.

— Что скажешь? — спросил Ратко.

На лице его были страх и ожидание.

Ладимир на миг будто скривился, вокруг себя оглянулся.

— Нехорошо мне у вас. Как от густого дыма задыхаюсь. Права была Вёльма, — кивнул в мою сторону, — заклятие темное на тебе.

Я и сама сразу приметила в доме Ратко что-то нехорошее, только гнала от себя все, как Варвара подсказала. Неопытна еще все подмечать. Думала дым и копоть дышать мешают, оказалось, то заклятие давит.

— Сможешь помочь, добрый человек? — тихо спросила Смиляна, стоя позади мужа.

Одной рукой женщина обнимала дочь, а вторую положила на живот.

Ратко, не мигая, смотрел на Ладимира, ожидая ответа. Тот медлил.

— Поможешь ведь? — не выдержала я.

Ведун оглянулся. Затем еще миг выждал.

— Мой народ всегда умел такие заклятия снимать. Помогу коли просишь.

— Темень-то какая на дворе, — озираясь, проговорил Осьмуша. — Куда идем, Вёльма? Где мы искать эту омелу будем?

— Найдем уж где-нибудь, — отмахнулась я.

Много ли радости в ночных шатаниях по берегу Марвы. От грязной, мутной воды тянуло сыростью. Туман, нависший кругом, только видеть мешал. А уж про холод не говорю. Осень так и дышит лету-красавице в спину. Еще немного и уж придется доставать из сундуков теплые плащи и стеганые куртки.

— И зачем она только понадобилась ему? — ворчал перевертыш, зябко ежась.

— Омела от злых духов бережет или не знал?

— Знал, — отозвался Осьмуша. — Среди ночи-то зачем?

И вправду, зачем?

— А затем, что отослать нас Ладимир хотел, чтоб секреты его колдовские не вызнали.

Сказала и самой будто горечью отозвалось. У каждого чародея тайны есть, тропки, по которым в навь ходят, заговоры, что говорить нельзя вслух и другому передавать. Обидно только, что и рядом постоять не дал. Что я ему, чужая что ли? Или, девка дурная, по соседям болтать пойду?

Трайта светилась сотнями огней. Но, спускаясь к берегам Марвы, город становился все темнее. В домах бедняков рано ложились спать или не зажигали лучин, стараясь сэкономить.

Осьмуша остановился и потянул носом, как настоящий волк.

— Где-то мясо жарят, — проговорил, прислушался и добавил: — Свадьба у кого-то…

— Лучше б ты омелу поискал, — с укоризной молвила в ответ. — Толку от мяса?

— Так с утра ни маковой росинки во рту.

— И не будет, если омелу не найдем. Тебе бы все пожрать!

Перевертыш деловито отвернулся, всмотрелся в туман, повисший над рекой, и принюхался.

— Чуешь что?

Осьмуша помотал головой.

— И не вижу.

— Эка! — хмыкнула ему. — А я-то решила, у волков глаз зорче.

— Туман и волкам глаз застит.

Идти дальше не имело смысла. Хоть всю Марву до крепостной стены пройди — не зги не видать. Ратко наскоро сказал, что омела выросла в роще на правом берегу, и что идти туда недалече. Только вот бредем-бредем, а не видать ее, окаянной.

Не зная, что сделать дальше, я уперла руки в бока, привстала на цыпочки и вгляделась вдаль. Туда, где на другом берегу виднелись маковки боярских теремов, подсвеченные луной-девицей и всполохами огней. Диво как хороши они — днем бы поглядеть.

— Вёльма… — вдруг тревожно оглянулся Осьмуша.

— Чего?

Он прислушался.

— Чую…

— Чего чуешь-то?

— Меня!

Мы вмиг оба подскочили да вскрикнули. Осьмуша спрятался за моей спиной, а я неловко попятилась.

Треснула ветка, зашелестела листва, и вмиг предстал пред нами Тишка.

— Не ждали, звери темные? — хохотнул шут и радостно подпрыгнул.

— Ах ты, поганец! Да чтоб тебя упырь за ногу! Да чтоб век сна спокойного тебе не было! Ух, напугал, окаянный. Фетюк! — в сердцах закричала я.

Шут схватился за живот и громко хохотал. Дурацкой шапки с колокольчиками на нем не было, а наряд в ночи казался темным.

— Да чтоб тебя девки не любили! Так! — из-за моего плеча добавил Осьмуша.

Шут вмиг стал серьезным, выпрямился и погрозил тому пальцем.