— Не знаю, Вёлька, не знаю, — ответила чародейка. — Сегодня ты первый раз по другой стороне пройдешь. По той, что от обычных людей сокрыта. А что увидишь — только твое. Рассказывать иль нет — тоже твое. Все что увидишь — настоящее да только не совсем. Взаправду все, но не телесное. Да что говорить — сама узнаешь?
— Здесь? — я кивком указала на дверь. Узкую, деревянную с железными скобами.
— Здесь, — ответила Варвара. — Готова?
— Минуту дай…
Сердце колотилось бешено. Едва не выпрыгнет из груди.
Ох, светлые боги, Ларьян-батюшка, Вела-вещунья, Славша-странник, Ладьяра, духи предков моих, ох, страшно мне. Ох, помогите!
— Нельзя медлить, иди.
Я на миг прикрыла глаза.
— Помни, что увидишь — лишь твое, нет его в яви.
— Спасибо тебе, Варвара.
Она не ответила, только толкнула сильной рукой дверь. Та со скрипом медленно отворилась, и я шагнула во мрак. Мягкий будто перина и ласковый словно омут. Поглотил он меня вмиг и исчезло все.
«Что увидишь — лишь твое, нет его в яви…».
Недолго мрак надо мною царил. Прикрыла на миг глаза, а потом гляжу — стою я в лесу березовом. Солнышко ярко светит, пташки радостно поют, травка под ногами мягкая, шелковая.
Прошла я вперед, прислушалась — пусто, нет никого.
Странно это… надо бы разрешение у лесного хозяина спросить. Негоже в чужом дому без разрешения разгуливать.
Вытащила ленту из косы — алую, в тон узорам, на рукавах вышитым, повязала на тонкую березовую ветку. Подарочек будет от меня, больше ведь дать нечего. Дальше прошла, присела на траву, на небо чистое взглянула.
А и не чистое оно уже — тучи грозные ползут, солнышко заслоняют. Вмиг темно стало. Молонья быстрая небо на куски разорвала, и пролился дождь густой пеленой.
Спряталась я под веткой еловой. Промокшая, дрожащая, стою, к стволу теплому прижимаюсь.
«Что увидишь — лишь твое, нет его в яви…» Нет ли?
— Доченька! Помоги, родимая! — позвал кто-то.
Не глядя на дождь, вышла из-под елки. Смотрю — стоит на поляне старушка с вязанкой хвороста.
— Звала меня, бабушка?
— Звала, дочка, звала, — прошамкала та беззубым ртом. — Помоги уж, рыженькая, до хаты моей донести.
— Так а где хата твоя?
— Недалече, за лесом.
Подняла я вязанку. Ох и тяжеленная же та оказалась!
«…нет его в яви», — подумала. Нет, значит, без груза иду.
Подумала и мигом легко стало.
Нет хвороста, и бабки этой нет, и леса нет, и избушки…
А вот и она стоит. Я так и охнула.
— Тут живешь ли, бабушка?
— Тут, красавица, тут.
Старуха-то непростая, с клюкой, в лохмотьях, а глаза так и горят темным огнем. Изба ее вроде как простая да только уж больно высока — будто на ногах стоит. На курьих.
Решили что ль чародеи пошутить? Сказку старую предо мной показать? Это что ж выходит, бабка в печи меня изжарит что ли?
— Ну, помогла тебе и будет, — решительно сказала я. — Бывай, старуха.
Только уйти собралась, как она вслед:
— Стой, бедовая, дай хоть за работу заплачу?
— Не нужно мне платы твоей. Считай за так помогла.
— Нет уж, — строго ответила старуха. — Бери вот. Бери-бери, косу хоть причешешь, а то глядеть страшно!
Вот и новости!
Баба-Яга меня некрасивой назвала!
— Спасибо, бабка, — взяла из ее рук костяной гребень. — Избу-то зерном подкорми, а то вон какая тощая стала.
— Твоя правда, детка, твоя. Да больно переборчивая она нынче — простое зерно не ест, все пшеничное подавай.
Оглянулась я по сторонам. Лес, поле, трава после дождя мокрая.
— Скажи, бабка, куда идти мне дальше?
— А это, дочка, смотря чего ищешь?
— Испытание ищу.
— Испытание? — ее глаза округлились в насмешливом удивлении. — А какое? Легкое иль тяжелое?
Я только руками развела.
— Разве ж легко дается победа?
— И то верно. Иди вон по той тропке, что в чащу петляет. Не ошибешься. И вот что, гребень-то не бросай, пригодится.
Поблагодари я ее и пошла.
Что ж еще чародеи треклятые задумали? С Бабой-Ягой меня свести — свели. Может, дальше змей трехглавый будет? Или застава с богатырями могучими? Неужто Соловья-Разбойника усмирять придется?
Посмеялась тихонько и пошла.
Иду-иду неспеша, косу чешу гребнем новым, все по сторонкам смотрю — вдруг что выскочит страшное.
А как голову подняла — небо темное, вороны летают в нем. Каркают громко да перья черные изредка роняют. Дурные то вести — раз на вороновом крыле несутся.
Лес все темнее становится. Чаща непролазная, тропка узкая, уж все платье изорвала колючками, волосы то и дело за ветки цепляются. Отстригу косу — как есть отстригу!
«…в яви нет его».
И вправду, нет. Где ж там жуть такую найдешь? Только в сказаниях старых и услышишь.
Наконец вышла я на поляну круглую. Буреломом она со всех сторон завалена, от мира как огорожена. Стоишь и кажется будто кто смотрит на тебя, наблюдает.
Простояла немного — тишь кругом. Вороны и те наверху умолкли.
Страшно стало. Сжимая гребень в руке, а сама знай богам молитвы возношу. Чую, неспроста сюда меня завели. Ох, неспроста.
«… в яви нет его».
Треск веток послышался, потом рык раздался. Вороны вспугнутые с веток слетели и в разные стороны.