Меня пробила дрожь от внезапно нахлынувшего осознания происходящего. Эти люди собрались без метафонов в храме и общаются с помощью языка, который невозможно прослушать… Я уверен, что Друг смог бы разгадать, о чем они говорят, имея подробное четкое видео, но здесь было темно, а наши руки были скрыты под длинными балахонами. Да, религиозные здания были освобождены от камер и прослушки. Но все же, Друг все еще мог подслушивать разговоры внутри зданий, считывая вибрацию стекол и стен с помощью лазера. Но протактиль решает и эту проблему!
А раз они здесь собираются, то это не просто так… Господи, неужели я наконец дождался… Дождался… Неужели я теперь не один?
Я сидел и ощущал, как из глаз текут горячие слезы, но я не мог их вытереть.
Меня обуяла неутолимая жажда узнать, что же они рассказывают друг другу. Я попытался «вслушиваться» в прикосновения, чтобы разгадать их систему, но вскоре забросил попытки. Это было невозможно без «ключа».
БУМ!
Где-то над головами раздался удар гонга, наполнив помещеине приятной вибрацией, проникающей в самое нутро. Тут же все встали, разминая затекшие ноги и обсуждая друг с другом прошедшую практику медитации.
Ко мне подошла Элиза.
— Ну как, понравилось? — с лукавой улыбкой спросила она.
— Да! — хрипло выдохнул я. — Научите меня. Я тоже хочу.
Она бросила короткий взгляд на Альфу. Тот еле заметно кивнул.
— Пойдем.
Она взяла меня за руку и повела по лестнице наверх.
Лестница все сужалась и сужалась, а ступеньки становились выше. Вскоре я уже задевал плечами стены и тяжело дышал, чуть не тыкаясь носом в бедро Элизы, которое гладко очерчивалось под балахоном.
Наконец мы поднялись в маленькую комнатку на самом верху, с четырьмя узенькими окнами, через которые тусклый свет освещал блестящий золотой гонг, подвешенный на цепях. Возле него была установлена автоматическая колотоушка с войлочным наконечником.
— Это наш автогонг.
Я кивнул, поеживаясь от холода. Стены здесь были тонкие, и в балахоне быстро становилось прохладно.
— Зачем мы здесь?
Элиза вдруг приблизилась, взяв меня за руку и поманив к себе, призывая наклониться. Я почувствовал, как бешено заколотилось сердце. В этот же момент оглушительно ударил гонг, наполнив помещение звоном, за которым ничего не было слышно.
Конечно же, она меня не поцеловала. Она прижалась горячими губами к моему уху так плотно, что ее бешеный шепот будто звучал прямо внутри головы.
— Запоминай изо всех сил. Буква «а»…
Я ощутил двойное прикосновение к кончику большого пальца.
— Буква «б»…
Короткая линия вдоль указательного пальца.
— Запоминаешь?
Я виновато покачал головой и получил легкую пощечину.
— Сконцентрируйся. Отбрось все лишние мысли.
Я успел увидеть пробежавшую по ее губам улыбку, но затем снова ударил гонг, наполнив комнату низким гулом. Элиза начала быстро диктовать мне на ухо.
— Буква «а»… буква «б»… буква «в»… знак «окончание слова»…
Свой язык они называли «сумеречным». Оказывается, давным-давно так называлась какая-то тайная система общения в тибетском буддизме.
Сумеречный язык открыл для меня новую вселенную. Теперь я с нетерпением ждал каждого занятия, лежа на кровати и раз за разом повторяя выученные уроки. Это были приятные, иногда даже
По вторникам и четвергам я теперь приходил раньше всех и наблюдал, как заполняется зал. Меня сажали в самом конце круга, поскольку я еще плохо владел языком и мог неправильно передать сообщение по цепочке. Но я старался изо всех сил, раз за разом понимая все больше и больше. Уже на третьей неделе Альфа довольно кивнул мне.
Вскоре, изучив около половины букв, я уже смог частично угадывать остальные. И хоть скорость общения все еще была для меня слишком высокой, общий смысл произносимых слов стал постепенно проступать из темноты.
И этот смысл приводил меня в восторг.
Они называли себя Общиной Неспящих.
Все они имели за плечами прошлое, связанное с инженерным программированием нейросетей, алгоритмов машинного обучения и искусственного интеллекта. Альфа вообще был военным программистом высочайшего уровня и провел годы юности на фронте, где оставил здоровье и себя прежнего, взламывая вражеские боевые нейросети. И всех собрал вместе один человек. Тот самый китаец, улыбающийся с алтаря.
Сяо Лун.
Это было их божество, их кумир, их непререкаемый авторитет, их священный текст.
Как оказалось, Друг стер все возможные упоминания об этом человеке, до которых смог дотянуться. Его будто никогда не существовало. Теперь он остался жить только в памяти небольшой группы людей. И в том великом деле, что он совершил незадолго до смерти.