Раб колдуньи

Цезарь Карлович стоял сгорбившийся, жалкий, прикрывая практически исчезнувший от стыда и позора пенис руками, когда из его брюк, валявшихся тут же, на полу, извлекли ремень, и его Евдокия Павловна, которую он всё еще пытался умолять о прощении, нанесла первый хлёсткий удар.

Она не стала церемониться с разогревом, посчитав, видимо, что супруг должен страдать максимально жестоко, и потому разогревать и еще как-то подготавливать его жопу не нужно. И потому хлестнула сразу пряжкой. Чтобы больнее было.

Вице-мэр, явно не ожидавший такого вероломства, взвыл и инстинктивно схватился за обожженное ударом место – левую ягодицу. Но Евдоха, судя по стилю порки, мастерица коварных и неожиданных ударов с самых разных сторон в самые запрещенные места, тут же протянула его сверху вниз между лопаток. Цезарь Карлович заверещал как заяц и попытался прикрыть руками и спину. И тут я отвернулся, потому как понял, что сейчас будет – Евдокия, взмахнув ремнем у себя над головой кругообразным движением, третий удар впечатала ему по низу живота, практически в пах.

Дальше это было просто избиение младенца.

Цезарь Карлович, час назад ещё могущественный начальник, гонявший всех отборными матюками, извивался и ползал по полу как червь, всё время стараясь припасть к ногам своей супруги и плакал! Плакал, как ребенок. Захлёбываясь в рыданиях, икая и трясясь от горловых спазмов. Никогда я не видел, чтобы взрослый грузный мужик ТАК боялся физической боли.

Его что, ни разу в жизни не пороли? Даже в детстве? Настолько изнеженная и жалкая тварь…

Через десять минут на нём буквально не осталось живого места. Там, куда впивалась ременная пряжка, направляемая сильной и властной женской рукой, моментально выступала кровь – кожа этого извращенца была изнеженной и рыхлой. Тут же набухала очередная гематома. Да и сам ремень оставлял темные полосы крест-накрест по всей спине, бокам, ягодицам, плечам и бёдрам опозоренного чиновника.

Евдоха лупила его до тех пор, пока сама не устала. Запыхавшись, она передала ремень первой попавшейся ей на глаза даме, а это как назло оказалась вертевшаяся тут же с горящими глазками Вертухайка, и потеха пошла по новой…

Цезарь Карлович избрал безошибочную, как ему казалось, тактику – теперь он просто выл белухой, не переставая. Он отлично понимал, что дамам придётся как-то заткнуть его, чтобы его вой не переполошил соседей. А для этого надо будет хоть на минутку прекратить порку.

Но и дамы отлично поняли его «хитрость». Они не прекращали экзекуцию. Устав махать ремнем, Ветухайка просто передала его Серафиме и та, разгоряченная жестоким зрелищем, продолжила стегать с оттягом дряблую мужскую плоть.

Когда же и она утомилась, палаческую эстафету приняла одна из её дочерей…

А вот голос вице-мэра довольно быстро сорвался от непрерывного крика. Он захрипел, повалился на колени и, выпучив глаза, пополз к леди Стефании, инстинктивно поняв, кто тут самая главная садюга.

Это его и спасло.

Обнимая её ноги, высокопоставленный чиновник затрясся всем телом, и моментально сделал лужу под собой. Ему кинули какую-то тряпку, и он, клацая зубами, как голодный волк, принялся подтирать за собой, что-то неразборчиво бормоча под нос…

– Дамы! Предлагаю отметить удачное окончание охоты бокалом шампанского! – заявила удовлетворенная зрелищем леди Стефа и все вернулись к столу. Выпили, закусили, шумно стали обсуждать операцию по поимке и разоблачению сановного негодяя, и тут (опять, похоже, один я) заметил, что собравшиеся леди стали проявлять какое-то непонятное беспокойство. Они всё чаще оборачивались на дверь, привставали, словно хотели выйти, и некоторые даже стали перешёптываться.

Хозяйка дома оценила ситуацию верно. Она сказала:

Милые леди! Не стесняйтесь! Я же вижу, что вы жалеете сурово наказанного вами мужлана. Так проявите чисто женское милосердие! Не дайте бедняге умереть от жажды и нестерпимой боли! Подлечите его вашей живительной влагой! И пусть его страдающая плоть поскорее восстановится под действием вашего божественного золотого эликсира счастья!

И дамы помилосердствовали.

Каждая приседала над поверженным вице-мэром и орошала его шумным водопадом своих нереализованных фантазий. Несчастный скулил, но не посмел проявить ни малейшего неудовольствия. Монашки, кстати, заставили мужчину поднять голову, и помочились ему прямо в лицо. Причем мать-настоятельница делала это, стараясь попасть струей прямо в глаза мужчине. Ей это удалось, и несчастный шипел от боли и жмурился.

Потом его закутали простыней, и куда-то увели. А дамы потихоньку стали перемещаться в дальние покои дома, где за гостиной располагались комнаты отдыха. Постепенно шумное застолье сошло на нет, и мы с братом смогли приступить к уборке большой залы. Предстояло много работы: за остаток ночи нам надо было заново накрыть стол, убрать за свинками и сиятельными дамами, заменить огарки сгоревших свечей в подсвечниках и вообще приготовить всё для завтрашнего продолжения этой адской оргии.

А то, что продолжение воспоследует, никто не сомневался.