– Однако не сложилось, – продолжила она издевательскую надгробную речь. – Хотя кто знает, кто знает… Может, ещё и сложится. Как вам такой поворот, дамы?
Дамы ко всему уже привычные, сделали удивленные лица.
– Впрочем, не будем забегать вперед. Сейчас мы говорим о прошлом губера. Который, как известно, любил пошалить. И шалил весьма подло. Он любил, чтобы самые развратные женщины садились ему на лицо и не давали дышать. От этого у него вставал пенис, но он начинал задыхаться. Он вырывался из-под женской попы и при этом глубоко вдыхал самые сокровенные ароматы…
– Фу, как мерзко! – зашелестело по рядам почтеннейших дам. – Каков извращенец! Ничтожество! Как земля таких носит! Грязное животное! Фуу! Бр-ррр…
Все без исключения леди Розовой Зари состроили презрительные гримасы. И если бы мы с братом не знали что из себя представляют собравшиеся жрицы этой тайной секты, мы бы подумали, что присутствуем на воскресном чаепитии пуританок Салема.
Но это были не пуританки. Это были солидные матери семейств, молодые аристократки, готовившиеся поступить в столичные ВУЗы, жены уважаемых городских чиновников и бизнесменов. И в начале этого лета они жестоко изнасиловали и чуть не запороли до смерти двух мужиков, сделав их своими сексуальными рабами – моего брата и вице-мэра. Вскоре и меня ожидает точно такое же «посвящение»…
А вот, поди ж ты – морщат носики и делают фи – лицемерные двуличные матроны…
– Да, уважаемые сёстры нашего Ордена, такое вот не скажу оригинальное, но весьма пикантное увлечение было у его превосходительства. И разве мы его за это осуждаем?
Уважаемые сёстры навострили ушки, спеша узнать за что же, если не за это, следует осуждать его превосходительство губернатора?
– Нет, не за само грязное увлечение мы осуждаем его превосходительство, а за его подлость. Выразившуюся в многолетнем и целенаправленном истреблении наших несчастных сестёр, которым не повезло в жизни и которые по воле мужчин вынуждены были заниматься позорным промыслом – торговать своим телом.
Все собравшиеся закивали. Да, мол, вот за что следует осудить злодея-губернатора. А вовсе не за грязные сексуальные игрища. Как им самим еще минуту назад казалось.
При этих словах глаза покойника неожиданно открылись.
***
А началось всё с того, что три дня назад, под вечер, в кабинете губернатора раздался длинный телефонный звонок. Звонили на тот аппарат, который не имел кнопок вызова, и по которому сам Пал Палыч никогда никому не то что не звонил, но и не решился бы позвонить ни при каких обстоятельствах.
Пал Палыч от неожиданности чуть не поперхнулся коньячком, который уже было пригубил по случаю окончания рабочего дня, и внезапно вспотевшей рукой потянулся к трубке.
– У аппарата! – сказал он известный всем высоким чинам должностной пароль.
На том конце защищённого спецсредствами провода тихо, но вкрадчиво поинтересовались его здоровьем и, не дожидаясь ответа, пригласили в ближайшее время приехать в Москву. На консультацию – как было многозначительно сказано.
Пал Палыч был старый аппаратный волк, прошедший долгий путь от схваток с бульдогами под ковром, до тёплого места у хозяйской двери, и он отлично понимал, о каких таких «консультациях» будет идти речь. И тут же, не мешкая, наполнил коньячком уже не дежурную рюмку, а полновесный стакан – по старинному русскому обычаю.
Это означало, что сегодня всё уже случилось, и больше никаких неприятностей ждать не надо. А жизнь его снова делает крутой вираж, и надобно просто немного задержать дыхание, чтобы не закружилась голова и ненароком не вывалиться из такого удобного седла, разжав пальцы и выпустив золотую гриву Её Величества Удачи.
Пал Палыч принял положенный «груз двести», как он любил с черным юморком называть коньяк, выпиваемый стаканом, и открыл мини-холодильник, где у него всегда хранились свежие нарезки балычка, колбаски и прочих вкусностей. Наложил себе икорки – без хлеба, разумеется. Жрать икру с хлебом он считал мещанством и с этим боролся.
И то ли коньячок так легко и мягко лёг на душу, то ли волнение последних месяцев сказалось, а вернее всего внезапная хорошая новость во всем оказалась виной, но только Пал Палыч взял да и налил себе второй стакан.
И зря. Второй стакан как раз оказался лишним.
После него Пал Палычу совсем расхотелось заниматься делами. Вернее главным теперь делом – созвониться с преемником. У него уже давно была предварительная договоренность с парой-тройкой верных соратников, которых он мог бы, при желании, назвать в высоком кабинете в момент, когда у него спросят, кого бы он мог рекомендовать на своё, освобождающееся, место.
И он мог бы порекомендовать сразу двух. Разумеется, решали бы там, в высоком кабинете, но к его рекомендации, скорее всего бы, прислушались.