Раб моего мужа

Затекшие икры покалывало, но она не обратила на это внимания. На каминной полке стоял стакан недопитого бренди, который Джеймс принес с собой. Элизабет схватила стакан и отхлебнула. Многострадальное горло обожгло, но ей было все равно, лишь бы заглушить этот омерзительный вкус!

— Ну что ж, неплохо для первого раза, — снисходительно заметил Джеймс.

Развалившись в кресле, он даже не удосужился прикрыть свой срам. Вялое мужское достоинство свисало между раскинутых бедер, а с его кончика тянулась белесая нить.

— Надеюсь, ты доволен? — холодно произнесла Элизабет, утерев губы тыльной стороной кисти.

— Вполне. Поражен твоим рвением, дорогая, — глумливо заметил Джеймс. — Ты так старалась ради этого ниггера.

Он требовательно протянул руку. Элизабет отдала ему стакан, а сама накинула пеньюар и уселась в кресло напротив.

— А я поражена, что ты едва не угробил раба, за которого отдал целое состояние и своего сына в придачу, — огрызнулась она.

Джеймс залпом допил бренди и, наконец, запахнул халат.

— Таких, как он, нужно сразу сломать, — жестко сказал он. — Ниггеры — это животные, которые понимают только силу и страх. Собака лижет палку, которая ее бьет.

— Так ты получишь только ненависть, — устало бросила Элизабет. — Нечего удивляться, что негры сбегают с твоей плантации.

— Ничего, скоро я искореню эту чуму, — самоуверенно заявил Джеймс.

— Какую чуму?

— Драпетоманию, — ответил муж и, поймав ее непонимающий взгляд, добавил: — Разве ты не слыхала о такой болезни? Впрочем, что вы, янки, можете знать о неграх? Вы якобы боретесь за их правда, а на деле даже не представляете, что вас ждет, если толпы этих обезьян хлынут ваши города.

— Так что это за «драпе…», как ты там сказал? — перебила его Элизабет.

— Драпетомания — склонность к побегу, — пояснил Джеймс. — Душевная болезнь черномазых. Лечится поркой.

— Я смотрю, у тебя все лечится поркой, — буркнула она.

— Думаешь, я шучу? Драпетомания — это научно доказанный факт. Напомни мне завтра, я покажу тебе статью, где подробно описаны психические недуги негритянской расы.

— Чушь собачья! — фыркнула Элизабет. — Представь, если бы тебя заковали в цепи, били, издевались, заставляли работать с утра до ночи. Разве ты не захотел бы сбежать?

— Причем тут я? — опешил Джеймс. — Ты что, сравниваешь меня с черномазыми?

— А чем ты лучше их? Разве Господь не создал всех людей равными?

Даже в полумраке спальни стало заметно, как сузились у Джеймса глаза.

— Значит, по-твоему, ниггеры не хуже меня? — В его голосе послышались зловещие нотки. — Выходит, для тебя нет никакой разницы между белым джентльменом и вонючим скотом? Может, ты еще и ляжешь под ниггера, раз никакой разницы нет?

— Да как ты смеешь! — взвилась Элизабет. — Ты сам плодишь от негритянок детей. Какое ты имеешь право меня в чем-либо обвинять?

— Я — мужчина, это другое, — самодовольно заявил Джеймс, на что Элизабет лишь досадливо закатила глаза.

Муж поднялся с кресла и подошел к ней.

— Спокойной ночи, дорогая. Ты была сегодня на высоте.

Он взял ее двумя пальцами за подбородок, но Элизабет своенравно дернула головой, освобождаясь из его хватки.

— Спокойной ночи, — ледяным тоном бросила она.

Когда за Джеймсом захлопнулась дверь, Элизабет кинулась в уборную, где долго и тщательно чистила зубы мятным порошком. Яростно орудуя щеткой, она с отвращением смотрела на себя в зеркало. Горло саднило, истерзанная зубами верхняя губа припухла и онемела, слезы градом катились из покрасневших глаз.

Какой позор! Джеймс заставил ее проделывать непотребство, о котором не пишут даже в самых вульгарных романах. Обошелся с ней как со шлюхой. Унизил. Растоптал.

Элизабет ощущала себя порочной, омерзительно грязной и опустошенной, как выжатый лимон. Лишь одно немного утешало ее: она спасла человеку жизнь.

Глава 11

Спустившись наутро к завтраку, Элизабет обнаружила, что ни Джеймса, ни миссис Фаулер за столом нет.

— Масса уехал в Мейкон, — бойко доложила Сара, отодвигая стул. — А мисс Дороти слегла с этой, как ее… мигренью.

Что ж, тем лучше. Элизабет не слишком жаждала лицезреть постную мину свекрови и самодовольную рожу муженька. Радуясь внезапному одиночеству, она приступила к еде.

— Кофе, мэм? — спросила Сара.

— Да, пожалуйста.

Негритянка подошла к столу и взяла кофейник.

— Спасибо вам, — наполняя чашку, вполголоса проговорила она.

— За что? — Элизабет недоуменно подняла глаза.

Рабыня с опаской оглянулась на Цезаря, который околачивался в дверях, и тихо сказала:

— За Самсона. Не вступись вы за него, его забили бы до смерти. Никто не выдержит пятьдесят ударов бичом.

Перед глазами возникла истерзанная, окровавленная спина, и к горлу подкатил ком. Элизабет отодвинула вафли.

— Как он? — спросила она.

— Плохо, мэм, — вздохнула Сара. — У нас закончилась мазь для лечения ран, а мисс Дороти сказала, что до конца месяца больше не даст.

Элизабет сердито фыркнула. Что за идиотские порядки на этой плантации!

— Идем!

Она вскочила так резко, что едва не опрокинула стул. Подхватив юбки, вылетела из столовой и, не обращая внимания на оторопевшего Цезаря, понеслась на второй этаж.