Раб моего мужа

— Миссис Фаулер! — Она бесцеремонно забарабанила в спальню свекрови.

Дверь открылась. На пороге стояла перепуганная Роза с флакончиком нюхательной соли в руках. Элизабет отодвинула ее плечом и решительно шагнула внутрь.

Свекровь с мокрой тряпкой на лбу возлежала в кровати, утопая в белоснежных сугробах перин.

— В чем дело? — страдальчески вопросила она.

— Дайте мне ключ от кладовой, где хранятся лекарства, — потребовала Элизабет.

— Зачем?

— Мне нужна мазь для заживления ран.

— Для того ниггера, что ли?

— За того ниггера ваш сын, между прочим, отвалил уйму денег. Я понимаю, что вам плевать на страдания раба, но подумайте, какие убытки понесет ваше имение, если он умрет.

— Но я уже выдавала банку мази на этот месяц! — возмутилась свекровь.

— Она закончилась. Наверное, вы слишком часто порете ваших рабов.

— Они должны лучше работать, чтобы нам не приходилось их пороть.

Элизабет уперла руки в бока.

— Все, хватит! Некогда мне с вами пререкаться. Где ключ?

Опешив от такого напора, миссис Фаулер скорбно поджала губы и трагично закатила глаза. Элизабет неотрывно сверлила ее выжидающим взглядом. Поняв, что от нее не отстанут, свекровь указала костлявым пальцем на секретер.

— В левом верхнем ящике, — надменно бросила она и с видом мученицы откинулась на подушки. — Возьми и оставь меня в покое!

Элизабет подошла к секретеру и извлекла из него увесистую связку ключей. Когда она задвигала ящик, взгляд зацепился за стоящий на полке пузырек с надписью «Лауданум».

Несколько лет назад она упала с лошади и сломала руку, и это средство — настойка опия — было единственным, что унимало боль. Правда к нему легко пристраститься — несколько недель после отмены у Элизабет ломило суставы, и побаливала голова. Но это ерунда по сравнению с муками, которые, должно быть, испытывает Самсон.

Оглянувшись на свекровь, Элизабет украдкой сунула пузырек в карман и вышла за дверь.

К достоинствам миссис Фаулер относилось скрупулезное ведение хозяйства, поэтому каждая коробочка, скляночка и флакончик имели аккуратную подпись. В глаза бросилась оранжевая стеклянная банка с широким горлышком и этикеткой «Мазь для заживления ран». Элизабет сняла ее с полки и, открутив крышку, понюхала. Пахло душистыми травами и бараньим жиром.

— Да, это она, — кивнула Сара, взглянув на банку.

— Возьми, и отнеси ее Самсону.

Элизабет протянула ей мазь, но негритянка вскинула руки.

— Простите мэм, но мне нельзя отлучаться из дому до конца рабочего дня. Цезарь тут же помчится докладывать мисс Дороти, и меня высекут.

— О, господи! — простонала Элизабет. — Ладно, я сама отнесу. Где мне его найти?

— Сами? — Сара ошалело уставилась на нее.

— Ну… Анну с собой возьму. А что такого?

— Ничего, мэм… Просто…

— Что?

— Мисс Дороти ни разу в жизни не заглядывала в негритянский поселок.

— Я — не мисс Дороти. Так где мне искать Самсона?

Сара суетливо поправила сбившийся тюрбан и оглянулась по сторонам. Убедившись, что вездесущий Цезарь их не подслушивает, произнесла:

— Масса Джеймс приказал Люси забрать его к себе. Вы как за конюшню завернете, то сразу увидите — первая хижина с краю, возле колодца.

— Хорошо, — кивнула Элизабет. — И знаешь что? Пойдем на кухню, захвачу чего-нибудь перекусить.

— Да, мэм.

На кухне безраздельно властвовала тетушка Глория — дородная негритянка с необъятной грудью и круглыми, лоснящимися от печного жара щеками. Увидев Элизабет, она расплылась в ослепительной улыбке.

— Ах, мисс Элизабет, радость-то какая! Заходите скорее, садитесь. Чем старая Глория может вам услужить?

Элизабет слегка опешила от такого радушия. Она пояснила, что хочет отнести Самсону еды, и кухарка тут же схватила с полки корзинку для пикника и принялась наполнять ее всякой снедью.

Когда корзинка ломилась от свертков с хлебом, сыром и ветчиной, Элизабет позвала Анну, и вместе с ней отправилась в негритянский поселок.

Стояла адская жара и, пересекая сад, Элизабет жалела, что не взяла с собой ни веера, ни зонта. Горячий ветер доносил с полей пение негров и грубые окрики надзирателей. Бедные рабы, вынужденные горбатиться под палящим солнцем! Целый день — от рассвета до заката — они возделывают хлопок, который поступает на текстильные мануфактуры Новой Англии или на бостонские склады, а оттуда — в Ливерпуль. Так «белое золото» превращается в настоящее и течет в карманы богачей, которые нежатся в роскоши, паразитируя на рабском труде.

«Южане ни за что не согласятся освободить рабов, — с горечью подумала Элизабет. — Они даже готовы выйти из Союза, хоть это и грозит войной. А Север не отпустит Юг, потому что… чего уж тут скрывать… мы тоже наживаемся на хлопке. Взять хотя бы фабрики моего отца…»

Размышляя о несправедливости жизни, Элизабет добралась до хозяйственного двора. Большинство негров трудилось в поле, и здесь было безлюдно. Лишь кузнец размеренно стучал молотом по заготовке, да две старухи кипятили в чанах белье. Они проводили Элизабет и Анну удивленными взглядами и снова принялись за работу.