Раб моего мужа

За конюшней лежал негритянский поселок. Дощатые лачуги жались друг к другу как куры на насесте, а на протянутых между ними веревках сохло выцветшее тряпье. Повсюду веяло такой убогостью и нищетой, что Элизабет стало не по себе.

Посреди вытоптанной площадки торчал колодец, а неподалеку, как и говорила Сара, стояла хижина, сколоченная из серых досок. Элизабет огляделась по сторонам, чтобы спросить, здесь ли живет Люси, но вокруг не было ни души.

Во рту пересохло, язык стал шершавым словно наждак. Элизабет попросила Анну достать из колодца воды, а сама подошла к хижине и потянула на себя дверь. Створка с жалобным скрипом поддалась. Повеяло подгоревшей кукурузной кашей вперемешку с тяжелым духом запекшейся крови.

Очаг, грубый стол и койка под лоскутным одеялом составляли скудную обстановку лачуги. В полутьме Элизабет не сразу разглядела брошенный в угол тюфяк и человека, ничком лежащего на нем.

— Самсон? — окликнула она, нерешительно переступая порог.

Лежащий со стоном пошевелился и повернул голову. По подолу платья он, видимо, понял, что перед ним госпожа, и попытался встать.

— Лежи-лежи, — торопливо сказала Элизабет.

Глаза окончательно привыкли к полумраку, и она разглядела его спину. Там не было живого места. Вся исполосованная, расчерченная глубокими бороздами, она представляла собой месиво из лохмотьев рассеченной кожи и запекшейся крови. У Элизабет перехватило дыхание, и она с трудом проглотила застрявший в горле ком.

— Мисс… Элизабет? — еле слышно пробормотал Самсон.

— Да, это я… Ты хочешь пить?

— Да… пожалуйста…

В хижину как раз вошла Анна с ведром. Взяв со стола тыквенную бутылку, Элизабет наполнила ее водой и, достав из кармана пузырек «Лауданума», накапала несколько капель.

Самсон начал медленно подниматься, опираясь на руки. Как бы он ни старался не тревожить раны, было видно, что каждое движение причиняет ему сильную боль. Наконец он, тяжело дыша, встал на колени, и Элизабет протянула ему воду.

— Возьми. Я добавила туда лекарство. Тебе станет легче.

— Спасибо, мэм, вы очень добры, — хрипло сказал Самсон, принимая бутылку из ее рук.

Он пил так жадно, что его кадык с шумом двигался верх и вниз. Когда бутылка опустела, Самсон вернул ее Элизабет.

— Спасибо.

— Хочешь есть? — спросила она, доставая из корзины сверток.

— Благодарю, мэм, не хочется, — ответил он и добавил: — А вы бы не могли оставить это для Люси?

— Конечно, оставлю, — кивнула Элизабет. — Но ты должен есть, чтобы набраться сил.

— Я поем, мисс Элизабет, обещаю.

— Хорошо. Я принесла мазь для твоей спины.

Элизабет достала из корзины оранжевую банку. И что теперь? Самсон не сможет сам намазать свою спину, а Люси вернется с поля только после заката. Может, Анна?.. Элизабет оглянулась на служанку, но та привалилась к косяку и выглядела такой бледной, словно собиралась вот-вот хлопнуться в обморок… Что ж. Придется сделать это самой.

Она стянула митенки с рук.

— Ты можешь встать? — спросила она Самсона. — Нужно очистить тебе раны.

— Да, мэм. — Он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, встал посреди лачуги.

Элизабет принялась поливать водой носовой платок и осторожно промокать спину, смывая сукровицу и запекшуюся кровь. Самсон не шевелился, но всякий раз, когда влажная ткань касалась истерзанной плоти, было видно, как напрягаются его мышцы.

Промыв раны, Элизабет откупорила банку. Зачерпнув немного мази, она поднесла руку к ране, пересекающей спину выше лопаток. Ее пальцы дрожали, и когда она, как можно нежнее, прикоснулась к разорванной коже, Самсон выгнулся и со свистом втянул воздух ртом.

Она тут же отдернула руку.

— Больно?

— Пустяки, мэм… Немного щиплет.

— Наверное, так и должно быть. Тебя раньше не секли?

— Никогда, мэм.

«Мой муж — сволочь», — подумала Элизабет, но не стала высказывать это вслух. Как бы она ни презирала Джеймса, жена не должна на людях дурно отзываться о супруге.

— А кто был твоим прежним хозяином? — спросила она, набирая еще мази из банки.

— Мистер Чарльз Бэйли, — ответил Самсон и снова вздрогнул, когда она коснулась его спины.

— Он был хорошим человеком?

— Да, мэм, очень. Мы выросли вместе. Бок о бок прошли Мексиканскую войну. Я был его конюхом и личным слугой, но он относился ко мне скорее… как к товарищу, а не к рабу… Простите, что смею так говорить.

— Тебе не нужно просить прощения, — сказала Элизабет, продолжая легкими мазками наносить снадобье. — Но ты должен понять, что мой муж, к сожалению, не такой.

С губ Самсона сорвался горький смешок.

— Я уже это понял, мэм. Ощутил, так сказать, на собственной шкуре. Люси сказала, если бы не вы, он бы запорол меня до смерти.

Элизабет не ответила, но при воспоминании о вбивающемся в глотку члене, и вязкой сперме, противно заполняющей рот, желудок скрутило тошнотой. Поступила бы она так же снова, знай, чего именно потребует от нее Джеймс?

Взгляд упал на серебрящуюся от мази спину, перепаханную рваными черными бороздами. Да. Она бы сделала это. Не смогла бы допустить, чтобы человек погиб такой мучительной смертью у нее на глазах.