Раб моего мужа

Элизабет не слишком жаловала дядюшку Бенджамина, но представить не могла, что этот дотошный старик, скрупулезно подсчитывающий каждый цент, может пустить все по ветру.

— Мне тут прислали отчеты, — продолжил муж. — Половину рабочих надо просто вышвырнуть вон. Ни к чему держать столько дармоедов — это лишние траты.

— А кто же тогда будет работать?

— Те, кто останется, — пожал плечами Джеймс. — Нужно только приставить к ним грамотного человека, который знает, как расшевелить этих лентяев.

— Например, Билла Брауна с кнутом? — съязвила Элизабет.

Муж с усмешкой посмотрел на нее.

— Насколько жизнь была бы проще, не отмени идиоты-янки у себя рабство. Но не беда. Есть много способов заставить белую рвань вкалывать не хуже ниггеров на плантации.

— Не сомневаюсь, — буркнула Элизабет.

Мысль о том, что десятки рабочих выбросят на улицу, а на оставшихся навалят вдвое больше работы, ей не понравилась, но спорить с мужем не было сил. Хорошо уже то, что он не накажет Самсона.

— И когда же ты уезжаешь? — спросила она.

— Завтра.

— Так скоро?

— А что? Тебя это печалит?

Элизабет не стала говорить о том, что не слишком-то прилично уезжать, когда супруга чуть ли не на смертном одре. Наоборот, пускай едет, скатертью дорога! Но с другой стороны, она и сама была бы не прочь вернуться на родину, войти в отчий дом, прогуляться по берегу, любуясь спокойными водами реки Делавэр.

— Я бы тоже хотела съездить домой, — пробормотала она.

— Твой дом здесь, дорогая, — напомнил Джеймс.

— Да, но… в особняке у меня остались кое-какие вещи. Я бы хотела забрать их сюда…

— Что ж ты раньше-то не сказала? Твоего особняка больше нет.

— Нет? — Элизабет удивленно уставилась на него. — Что ты имеешь в виду?

— Я его продал две недели назад.

— Как продал?

— Молча. Зачем мне имущество, которое не приносит доход?

— А как же мебель, книги…

Джеймс равнодушно пожал плечами.

— Понятия не имею. Может, новые владельцы что-то оставили, а, может, выбросили все на помойку.

Элизабет потрясенно молчала. Перед глазами возникли высокие окна, отбрасывающие золотистые солнечные квадратики на вощеный паркет. Неужели она больше никогда этого не увидит?

Не войдет в отцовский кабинет, где царит полумрак, пахнет старыми книгами и сургучом, а с портрета над столом ласково смотрит мама в сиреневом платье.

Не откроет дребезжащую створку стеклянного шкафа, не пробежит взглядом по стройным рядам томов в кожаных переплетах, выбирая, что почитать.

Не сядет за рояль, где ей знакома каждая царапинка на полированной крышке; а си-бемоль безбожно фальшивит, как бы не старался настройщик ее обуздать.

Внутри будто что-то оборвалось. Словно лопнула последняя ниточка, связывающая ее с прошлой жизнью. Теперь ей больше некуда возвращаться. Некуда бежать.

— Как ты мог! Это был мой дом! — прошептала Элизабет, чувствуя, как слезы катятся по щекам.

— Твой дом теперь здесь, и точка! — отрезал Джеймс, поднимаясь со стула. — Спокойной ночи, дорогая!

— Чтоб ты провалился! — бросила она ему в спину, прежде чем за ним захлопнулась дверь.

* * *

Наутро нога распухла от пятки до паха и превратилась в тяжеленное горячее бревно, а стоило пошевелиться — начинала сильно болеть. Голова кружилась, тело окутала ватная слабость. Элизабет бросало то в жар, то в холод, и она лишь с огромным трудом могла встать с кровати, чтобы воспользоваться ночным горшком. В придачу ко всему начались женские недомогания, и к ее страданиям добавилась ноющая боль в животе.

День прошел как в тумане, и под конец Анна совсем сбилась с ног. Мало того, что она всю ночь просидела у кровати Элизабет, обтирая ее влажной тряпкой, так еще ей постоянно приходилось бегать на кухню то за компрессом, то за питьем.

Миссис Фаулер лишь под вечер соблаговолила проведать невестку. Элизабет попросила ее прислать Анне в подмогу Розу или Сару, чтобы служанка могла отдохнуть, но свекровь отказала. Негритянки заняты крайне важным делом — моют полы, и если хоть на минутку их оторвать, весь дом тут же утонет в грязи.

— Позови кого-нибудь из полевых рабов, если ты и впрямь не можешь обойтись одной парой рук, — милостиво бросила свекровь, покидая спальню.

— Вот же старая злыдня! — проворчала Элизабет ей вслед. — Наверное, спит и видит, как бы я поскорее отдала богу душу.

— Не переживайте, мадам, я сама справлюсь, — нарочито бодро заверила Анна, поправляя подушку. — Вам чего-нибудь принести?

— Спасибо, ничего не нужно. Мне уже лучше. Можешь пойти к себе и вздремнуть.

Анна помотала головой.

— Нет, мэм, я вас одну не оставлю. Я прикорну здесь в кресле полчасика. Мне этого хватит.

— Как знаешь.

Служанка задула все свечи, кроме той, что горела на тумбочке у кровати, и плюхнулась в кресло. Она откинула голову, закрыла глаза, и через минуту по комнате прокатился оглушительный храп.

Элизабет зажала уши руками. Боже, это какая-то иерихонская труба! Если так и дальше пойдет, то сегодня ночью ей не уснуть. Может разбудить Анну и велеть ей отправляться к себе? Но она так сладко спит! Ладно, пусть подремлет, авось, перестанет храпеть.