Раб Петров

Тут бы Никите промолчать, пожав плечами, однако вчерашний ужас все ещё был слишком силён. Он истерически закричал, что это Андрюс, вор проклятый, украл их изделия, а теперь, вероятно, скрывается… И, должно быть, выглядел Никита при этом жалким и насмерть перепуганным: отец ещё раз оглядел его и направился к ученикам – допрашивать. Те же слишком невзлюбили хозяйского сына, чтобы выгораживать его: рассказали, как Никита Андрюса всё приваживал, другом звал, а потом стал приглашать его уходить куда-то из мастерской… Ну а затем отец коршуном налетел на оцепеневшего от страха сына, силой вывернул его карманы – нашёл деньги, и гораздо большие, чем стоили деревянные игрушки. Вены на лбу хозяина вздулись, он схватил было вожжи, замахнулся… Но заставил себя остановиться. Оттолкнул Никиту, сказал с горечью: «Сам непутёвый, так ещё и того… дурачка блаженного с пути сбил. Пошёл прочь с моих глаз! Ничего от меня больше не получишь».

Никита был рад ноги унести. Ночевать ему пришлось за сараями, но он и не собирался больше оставаться в мастерской и работать на отца. Наутро он явился к Серому, своему первому «наставнику», и объявил, что отец поймал его за руку и домой ему теперь нельзя…

* * *

Потом до Никиты долетел слух, что дела у отца плохи: тот крепко запил, начал пропивать, прогуливать бережно скопленные за несколько лет деньги. И характер его изменился – энергичный, жизнерадостный мастер сделался груб, мелочен, нетерпим; подмастерьев колотил почём зря, да и на разлюбезную свою тоже пытался руку поднимать. Та, гордячка, терпеть не стала, прогнала от себя Степана Никитича. Запил отец пуще прежнего, мастерскую продал, уехал – Никита узнал, что в новый город Питербурх.

* * *

Вот так остался он и без наследства отцовского, и без лихости да удачи… Так и не сумел вытравить из памяти свой давешний ужас, когда купец его избивал, а вот Андрюс, даром, что тих да смирен – не растерялся. Никита больше ни разу не смог решиться на настоящее «дело» – выскочить на дорогу, остановить лошадей, пригрозить кистенём или тесаком да избавить путника от денег, одежды, ценностей… Всё ему казалось, что вот сейчас налетят стражники, его схватят, свяжут, сведут в приказ; поэтому был он в шайке наблюдателем, кашеваром, бегал по поручениям… А когда приходилось им «успокаивать» чересчур отважных путешественников, на это и подавно духа не хватало. Разбойнички его заметно презирали, и Серый не ставил ни во что.

На всю жизнь запомнил Никита презрительный взгляд Андрюса и его слова: «Видел я, каков ты был смельчак перед купцом! Нет, Никитка, не по тебе это дело, бросай ты глупости свои, пойдём-ка лучше, повинимся перед твоим отцом да растрату отработаем». И ведь всё, как Андрюс сказал тогда, так и вышло, не иначе, как сглазил! А он-то так мечтал у лихих людей власть приобрести, чтобы его боялись, почитали, имя вслух остерегались произносить! Да если бы Андрюс тогда разделил бы его, Никиты, стремление жить смело, беззаботно, лихо – ух, каких дел могли они вдвоём наворотить! Отчего-то Никита был уверен, что это Андрюс отверг его дружбу, щедрость, поддержку – и этим загубил удачу, что с той поры повернулась к нему тылом.

Никита представлял, как встретит Андрюса и припомнит ему старые обиды: его презрение, его упрёки, удар по лицу… И как только он уничтожит заклятого друга – настанет ему и счастье, и удача во всём. Ведь уже к тому шло: как только Никита задумался об этом, уже через несколько дней они набрались смелости и залезли в дом цирюльника, где ему одному досталось чудесное сокровище…

Он не удержался – захотелось вновь взглянуть на изумруды. Любуясь ими, Никита старался не замечать, как худа и прозрачна стала его ладонь – того и гляди, просвечивать на солнце начнёт. И цвет кожи был какой-то странный: то ли от холода, то ли от болезни и слабости. Но всё это ненадолго, скоро он поправится и найдёт отца; неужели тот прогонит единственного сына после стольких лет разлуки? Никита пообещает батюшке никогда больше не ступать на кривую дорожку, но только… Только он прежде сотрёт с лица земли главного врага, что снится ему едва не каждую ночь…

«Нет, Никитка, не по тебе это дело…»

Сколько раз он слышал во сне эти слова! Никита вздрогнул – ему показалось, что голос Андрюса прозвучал прямо над его головой. Что это, неужто уснул с изумрудами в руке? Он торопливо сжал их в кулаке. Хорошо, доберётся он до Питербурха, найдёт отца… А вот где и как ему искать Андрюса? Никита ведь не имел представления, куда бывший друг направился после Смоленска. И батюшка наверняка ничего о нём не слышал…

Крошечный кусочек хлеба так и остался несъеденным. Никита равнодушно положил его на пожухлую траву – пусть птички лесные угостятся. Он отчего-то вовсе не чувствовал голода, так было уже много дней.