Раб своей жажды

Несмотря на чувство беспокойства, спал я хорошо, ибо два последних дня сильно утомили меня, и проснулся только около полудня. Я встал и, поднимаясь по лестнице в спальню Люси, встретил спускающегося оттуда профессора. Едва лишь взглянув на него, я понял, что случилось нечто скверное, и спросил его, как дела. Не отвечая, он повернулся и повел меня в спальню Люси. Элиот склонился над своей пациенткой с усталым и расстроенным видом, и довольно скоро я понял причину его расстройства - Люси была привязана к постели, она непроизвольно содрогалась и шипела, как змея, а лицо ее было пародией на ту прежнюю Люси, которую я так хорошо знал. Сейчас на нем царили лишь жестокость, сладострастие и хищность. Я наклонился над Люси, и, когда она увидела меня, в глазах ее вспыхнул какой-то зловещий огонь, а лицо исказила развратная гримаса.

- Освободите меня, Брэм, - прошептала она. - Вы же всегда хотели меня, не правда ли? Меня, такую свежую, нежную, не то что ваша жена. - Она засмеялась. - Мои объятия ждут вас. Освободите меня, и мы с вами хорошо отдохнем. Освободите же меня, Брэм, освободите!

В ее голосе было что-то дьявольское, он звучал, как скрежет стекла, по которому провели ножом, и мне оставалось только отвернуться от нее.

- Боже мой, - обратился я к Элиоту, - что с ней случилось?

Губы его сжались.

- Очевидно, болезнь распространилась по ее венам, - сказал он.

- И вы ничего не можете сделать? - спросил я.

- Я взял пробу крови. Попытаюсь провести испытания. Однако, - помедлил он, - буду с вами откровенен - надежд у меня нет.

- И все же могут найтись способы лечения за пределами науки, вмешался профессор, направляясь к двери. - Я тоже покидаю вас. Внизу меня ждет кэб, он отвезет меня в Кью. УВИДИМ, как действует киргизское серебро...

Он склонился в индийском поклоне и стал спускаться по лестнице. Элиот вскоре последовал за ним. Я остался наедине с... хотел написать "Люси", но это существо только носило имя Люси и обладало ее телом, ибо от прежней милой Люси совершенно ничего не осталось. Девушка, которую я знал, исчезла, и, сидя там в тот день, я чувствовал себя словно на похоронах Люси.

И вот сейчас, с сердцем, объятым ужасом, я приближаюсь к кульминационному пункту этого повествования. Во второй половине дня ко мне присоединился Весткот. Его явно предупредили о состоянии Люси, ибо он тщательно пытался скрыть свои страдания и терпеливо сидел у ее постели, несмотря на сочетание лести и ругани, при помощи которых она пыталась уговорить его освободить ее. Теперь я понял, что сильно недооценивал Эдварда, потому что человек, с которым мы вместе сидели, был мужем, достойным любви Люси. Проходили часы, и крепость характера Весткота была испытана до самых пределов, но он ни разу не отступил от своего долга перед женой.

Около шести часов раздался стук в дверь. Весткот вышел из комнаты и встал, прислушиваясь, на балконе. Похоже было на то, что принесли письмо, к Весткоту подошла горничная, а когда он вернулся в комнату Люси, из кармана его пиджака виднелся конверт. Однако он не сказал, что в письме, а я не стал нажимать на него, решив, что это частное дело. Весткот сел рядом с Люси, взял ее за руку, но она выдернула ее. Он пытался удержать ее, и она плюнула ему в лицо. Мне было больно смотреть на выражение лица бедняги. Он встал - в ушах его все еще звучал ее смех - и подошел к окну, сжимая и разжимая кулаки.

- Не могу больше этого выносить, - сказал он, когда я подошел к нему.

- Остальные скоро придут, - ответил я, стараясь утешить его.

- Да, - отчаянно заговорил Весткот, глядя на жену. - Но когда? Их уже вон как долго нет. - Он жестом показал на Люси. - Взгляните на нее, Стокер. Ей все хуже и хуже. Нужен Элиот. Мне надо съездить и привезти его.

- Лучше подождать, - повторил я.

- Мы не можем ждать, - покачал головой Весткот, заглядывая мне в глаза. - Прошу вас, Стокер, съездите за Элиотом. Скажите ему, что это срочно.

- Я не хочу покидать вас.

- Черт возьми, - выругался он, - беспокоиться нужно о моей жене, а не обо мне. Да посмотрите же на нее, - вновь указал он на Люси. - Ей нужен Элиот как можно скорее. Сейчас же, Стокер, немедленно!