Рабочий день

— Хорошо, — сказал Микутский, — попробуем, — и сразу прикинул, кого еще из бригады можно взять на помощь. — Вы знаете, мы тут подумали и решили, — продолжил он после небольшой паузы, — посмотреть и пощупать вон ту штуку, — и показал на новый агрегат — на предмет запуска. — Вы не возражаете?

— О, это было бы совсем неплохо! — вырвался из Бердюгина совсем неподобающий волевому начальнику нечаянный эмоциональный всплеск, тут же приглушенный усталым отеческим вздохом: — Не осилите, ребята.

— У нас есть специалисты, — ответил Микутский.

— Нет, ребята грамотные, сделают! — вставил Гена. Он почему-то сразу поверил в этих деловых симпатичных чудаков. Микутскому стало даже немножко не по себе от такой веры — будто надел пиджак не со своего плеча, и он чуть-чуть струхнул: зря они лезут в это дело.

Бердюгин сурово глянул на Гену, чтоб не совал нос не в свои дела, считая его одним из виновников сегодняшнего простоя, и сказал:

— Ну что ж, давайте, я согласен. Готов помогать, чем угодно. Что вам нужно для этого?

— Во-первых, нужны паспорта, — ответил Микутский. — Их должно быть три: на двигатель, на генератор и на возбудитель.

Бердюгин посмотрел на Колю. Коля пожал плечами.

— Нету паспортов. Черт их знает, куда делись, — развел руками. — Еще в тот раз, когда какой-то спец приезжал, найти не могли.

— Разгильдяйство! — рявкнул Бердюгин.

— А при чем здесь я? Я тогда еще здесь не работал! — пробормотал Коля.

— Еще нужны приборы, — сказал Микутский. — Без схемы, да еще без приборов, здесь делать нечего.

— Бери моторку, езжай на тот берег — и чтоб завтра с утра приборы были! — повысил голос, повернувшись к Коле, Бердюгин. — Что это такое — на электростанции ни одного прибора!

— А куда ты, в самом деле, Генка, дел их? Были же и амперметры, и вольтметры! — напустился в свою очередь на моториста Коля.

— Да вот они, все поломанные. — Гена полез внутрь верстачка и стал выкидывать оттуда черные пластмассовые коробки со шкалами. — Я ж говорил, надо новые... Один есть целый, — подал он одну из коробок Микутскому.

— Этого мало, — сказал Микутский.

— В общем, ты понял? Садись и езжай! — снова повернулся к Коле Бердюгин.

— Да куда ехать, кого я там найду — времени четыре часа дня! — возмутился Коля, показав на циферблат часов.

— Захочешь — найдешь! — твердо сказал Бердюгин. — Если там нет — садись в самолет и дуй хоть в Богучаны, хоть в Красноярск, хоть к черту-дьяволу, но чтоб завтра приборы были! Так надо работать!

Он повернулся и ушел, а Коля остался жаловаться Микутскому:

— И чего буровит — сам не знает! Я ж туда только к шести доберусь, а в шесть там ни одной заразы не найдешь! Ты мне лучше скажи, что тебе надо, а я завтра к десяти утра привезу.

— Ну, я пошел? — спросил мужик, что принес подшипники.

— Ладно, иди, — махнул рукой Коля. — Только погоди, я записку главному механику напишу — отдай, если найдешь, а я сейчас пойду на рацию — попробую дозвониться.

Они еще потолковали, какие приборы и инструменты нужны, Коля написал записку, и они, Коля и мужик, ушли. В дизельной стало снова пусто и тихо, только бубнил и бубнил работающий движок.

— Ну что, Миша, засучивай рукава и — начнем! — Микутский хлопнул Мишу по плечу.

— Давайте, помогу, — предложил Гена. — Все равно делать нечего. Надеюсь, бутылку поставите?

— Зачем, честно расплатимся! — сказал Микутский. — Но учти: мы работаем до потери пульса.

— Согласен!

И они начали.

В семь часов пришел Бреус проверить, как идут дела, — работа шла полным ходом. Микутский рассказал про условие Бердюгина. Бреуса оно удовлетворило. Он отозвал в сторону Микутского и спросил, на каких условиях работает Гена. Микутский сказал. Бреус остался недоволен:

— Зачем он нужен? Сами бы не справились, что ли? Я б еще кого-нибудь прислал. Теперь разговоры пойдут — ты же знаешь, что у нас с директором уговор: меньше трепаться о наших заработках, чтоб местные не знали.

— Брось ты мелочиться, — махнул рукой Микутский. — Гена хороший парень.

— Но ты с ним проведи беседу, чтоб не трепался. А я сейчас еще кого-нибудь пришлю. Он принесет вам ужин, чтоб вы не отрывались, и останется.

Переборку двигателя закончили в одиннадцать часов вечера. Оставалось отрегулировать и запустить его, не сил уже не было. Решили это сделать с утра пораньше, чтобы к восьми часам утра он начал работать. Шли на ночлег молча, волоча сапоги по сухой пыльной дороге, усталые и с ног до головы грязные, навстречу розовому закату, который, несмотря на двенадцатый час ночи, тлел и тлел за белесой туманной рекой и черными верхами сопок.

IV

В шесть утра заверещал будильник. Бреус угомонил его, резко встал, крикнул: «Подъем!» — и принялся размахивать руками. В щели окон, завешанных одеялами, пробивались яркие лучи солнца.

Кругом зашевелились. Одни поднимались, зевали, почесывались, натягивали заскорузлые от пота робы и бежали на улицу умываться. Другие закуривали, лежа в постелях, третьи, постанывая, массировали кисти рук. Кое-кто продолжал спать. Бреус, помахивая руками, поднимал лежавших по одному: