Лёжа на узкой койке в своей камере, Стив Томас неподвижными глазами смотрел в потолок. На потолке плясали отсветы от факелов, установленных в коридоре, и напоминали Стиву о том огне в глазах, который он пережил недавно от рук человека со спокойным, полным сдержанного отвращения голосом. Прямо сейчас, на другом конце коридора, этот человек пытал молодого оборотня. Стив хорошо помнил, как всё это началось, несколько часов назад. Сперва этот пленник, Скотт, пытался быть храбрым: он дерзил Краучу, выкрикивал упрёки в том, что Министерство бросило его в беде, отказавшись предоставлять аконитовое зелье, и ему ничего не оставалось, кроме как идти в стаю Гвилта или умирать в нищете. Часы шли, и допрос становился более суровым. Скотт начал кричать. Потом ругаться. Потом плакать. Теперь у него не осталось сил на всё это, и из комнаты для допросов доносились лишь сдавленные, скулящие мольбы. Стив смотрел в потолок и думал о том, что Крауч делал это раньше. Оставлял открытой дверь комнаты для допросов, потому что тот, с кем он разговаривает, всё равно никуда не убежит, а остальным заключённым будет урок – отвечай на вопросы сразу, по-хорошему, если не хочешь, чтобы было по-плохому.
Крик дошёл до самой высокой точки, сменившись надрывным визгом, а потом резко оборвался. В коридоре воцарилась тишина. И в этой тишине Стив услышал громкий, жестокий смех.
Приподнявшись на своей койке, он уставился вперёд, сквозь решётчатую дверь, сквозь освещённый факелами коридор. Напротив его камеры располагалась другая, и в этой другой камере, прислонившись к решётке, стоял высокий седой мужчина с жестокой улыбкой на бледном лице. Этим мужчиной был Джим Хейвуд, знаменитый оборотень, которого доставили сюда чуть меньше суток назад вместе с этим беднягой Скоттом и ещё несколькими оборотнями.
- Что смешного? – спросил Стив. – Думаешь, с тобой поступят по-другому?
- Я думаю, что этот мальчишка сейчас очень жалеет, что пошёл в стаю Гвилта, – ухмыльнулся ему Джим Хейвуд. – Нет ничего слаще, чем слышать предсмертные крики врагов.
«Предсмертные?» – вздрогнул Стив. И тут же, словно в ответ на его мысли, в коридоре появились двое молодых мракоборцев. Юноша и девушка, не старше двадцати двух-двадцати трёх лет, оба бледные и выглядят так, словно их вот-вот вырвет, молча тащили на носилках Скотта. Когда несколько часов назад его вели на допрос мимо камеры Стива, оборотень был живым, красивым, с дерзким взглядом зелёных глаз. Теперь он неподвижно застыл на носилках, руки бессильно скользили по полу, оставляя на нём кровавые следы, на сером лице застыло выражение боли, зелёные глаза неподвижно смотрели в никуда.
Джим Хейвуд глумливо захохотал и ударил по решётке кулаком. Стив упал на кровать и отвернулся к стене.
Вскоре в коридоре слышались громкие шаги. Мимо камеры Стива метеором промчался разъярённый Аластор Грюм. Стив услышал, как в кабинете Барти Крауча хлопнула дверь, как Грюм яростно прорычал:
- Как это понимать?! – а потом дверь снова хлопнула, отрезав все звуки.
- Как это понимать, сэр? – повторил Грюм, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. Барти Крауч невозмутимо поднял глаза от пергамента, который читал:
- О чём ты?
- Бросьте, вы прекрасно понимаете, о чём я, – Грюм размашисто прошёлся по комнате, заложив руки за спину. Кровь, которая недавно покрывала пол, была убрана с помощью магии, но Грюм всё равно чувствовал её запах в воздухе, и его изуродованный нос нервно вздрагивал. – У нас было три пленника из стаи Гвилта. Три! И что мы имеем? Один умер от ран, второй всё ещё без сознания, а третьего вы только что запытали до смерти!
- Скотт умер от разрыва сердца, – поправил его Крауч, сверкнув тусклыми глазами. – Не стоит говорить, чего не знаешь, Грюм.
- Не стоит? – переспросил Грюм опасно тихим голосом, буравя взглядом лицо Крауча. – Не стоит говорить? Что ж, тогда посоветуйте мне, что именно мне стоит говорить? Что мне сказать Лайеллу Люпину? Что Ремус по-прежнему в опасности, и мы только что лишились крохотного шанса его спасти? Что мне сказать родителям Кингсли Шеклболта? Что их сын рисковал собой ради того, чтобы вы потешили свою жажду крови?
- Тебе нужно отдохнуть, Грюм, – тонкие губы Крауча сжались в едва различимую полоску. – Твоё поведение меня беспокоит.
- А меня беспокоит твоё, – Грюм шагнул к Краучу. – Проклятье, Барти, что с тобой происходит? Ты ведь не был таким. Когда ты решил, что цель оправдывает средства? Когда ты решил уподобиться Пожирателям Смерти?
Снова, спустя много лет, перейдя на «ты», разговаривая с Барти прямо, как с другом, которым Барти когда-то был для него, Грюм пытался пробудить в главе аврората разум, страх, раскаяние, да хотя бы злость – хоть что-нибудь человеческое! Но добился этим только того, что лицо Крауча ещё сильнее окаменело, а глаза хоть и блеснули на миг, но блеснули неживым, оловянным блеском.
- Если у тебя всё, Грюм, – высокомерно произнёс он, – то иди отдыхать. У меня ещё много работы.