Вид Квентина, деловито трудившегося над завтраком, до боли напомнил ему Сириуса. Как он стоял возле этой самой плитки, босой, обнажённый до пояса, а волосы, небрежно завязанные в хвост, падали на гладкую спину… Как он варил кофе, подпевая песне Led Zeppelin… Как, забыв о кофе, прижимал его, Ремуса, к этой самой стене, и целовал долго, жадно, не давая вздохнуть, пока Ремус не терял терпения и не тащил его обратно в спальню.
- Яишенку? – бодро поинтересовался Квентин и вырвал Ремуса из сладких и горьких воспоминаний. – Тебе как, только снизу поджарить или сверху тоже?
- Ммм… Только снизу. Чтоб желток остался жидким.
- Тоже так любишь? А вот Джин терпеть не может, когда желток жидкий. Вообще она глазунью не переносит. Омлет ей подавай, – Квентин говорил ворчливо, но в его голосе звучала искренняя нежность.
- Сколько времени? – внезапно встрепенулся Ремус.
- Десять.
- Что?! Я проспал всё утро?
- Технически, утро ещё не кончилось, – уточнил Квентин. – Но да, спал ты неплохо. Даже когда твой отец пришёл, не проснулся. Где это он у тебя работает?
- В Министерстве, – отозвался Ремус. – Сегодня у него была ночная смена. Знаешь, я пойду поговорю с ним, а ты пока завари чай, ладно?
- Ладно, а какой… – но Ремус уже вышел из комнаты. Вздохнув, Квентин озадаченно уставился на целую батарею коробок с разнообразным чаем, занявшую всю внутренность кухонного шкафчика.
Ремус нашёл отца в маленьком саду позади дома. Лайелл укрывал розовые кусты на зиму. Листья с кустов давно облетели, но несколько последних роз храбро алели на длинных колючих ветках.
- Пап? Прости, я не должен был…
- Да брось, – Лайелл поднялся с колен и откинул редкие волосы со лба. – Это я не должен был говорить глупости. Ты прав… уж если кто и может тебе помочь, то это не я.
Они помолчали. Ремус знал, что они думают об одном и том же. О кошмарной лунной ночи шестнадцать лет назад. Об оборотне над детской кроваткой.
Месяц назад, в октябре, исполнилась годовщина смерти Хоуп Люпин. Она умерла внезапно и легко: болезнь, мучившая её несколько месяцев, отступила, и она, весело напевая, варила сливовое варенье, когда это случилось. После этого дом сразу стал пустым и холодным. И ещё холоднее в нём стало год спустя, когда Лайелл Люпин рассказал сыну правду.
Ремус помнил тот день. Отец напился – он никогда не видел его таким. С трудом держа отяжелевшую голову, отец проговорил два страшных слова:
- Это Фенрир.
- Что, пап? – не понял Ремус.
- Это Фенрир, – повторил Лайелл. – Это сделал он.
Ремус помнил подробности рассказа отца, как будто сам видел всё это: тёмную камеру, равнодушные и усталые лица мракоборцев, грязного и измождённого Фенрира, привалившегося к кирпичной стене. И слышал молодой, злой голос отца: «И вы так просто его отпустите?! Он же оборотень. Безумное, злобное существо, которое не заслуживает ничего, кроме смерти!..»
- Значит, вот почему он…
- Да. Я думал, на него наложат Заклятие Забвения. Но он успел скрыться раньше… Прости меня, Рем.
- Хватит. Я же бездушное и злобное существо, разве нет? Ты сломал мне жизнь. Ты, только ты виноват во всём. Тебе надо было подождать, чтоб он закончил убивать меня в ту ночь.
- Не надо, Рем, не говори так…
- Не буду. Я никогда не буду с тобой говорить.
Конечно, потом он вернулся. Просил прощения у отца, а тот в ответ только умолял простить его. Мир был восстановлен – но этот мир был хрупким и ненадёжным. Готовым вот-вот рухнуть.
Они стояли молча, даже не глядя друг на друга.
- Пап, – тихо сказал Ремус, – пошли в дом. Позавтракаем. Хочешь? Ты же всю ночь работал. Пойдём.
И дотронулся до руки отца. Она была холодной и твёрдой. Лайелл вздрогнул, поднял на сына усталые глаза:
- Мне надо укутать розы, сынок.
- Позавтракаешь, и мы вместе их укутаем. Пошли, пап.
- Нет, – твёрдо сказал Лайелл. – У тебя какие-то дела с этим парнем, я же понимаю. Это связано с Орденом?
- Да, пап. Это напрямую связано с Орденом.
- Тогда иди, – Лайелл сжал плечо Ремуса. – Иди, малыш. Отомсти за своих друзей.
… Яичница оказалась восхитительной: как истинный хафлпаффец, Квентин умел сделать вкусную еду в любых условиях и из любых ингредиентов. Вымыв посуду, Ремус отправился в гостиную, где Квентин прилип к старенькому радиоприёмнику, утверждая, что сможет поймать советскую радиостанцию.
Ремус наблюдал за ним и не знал, с чего начать разговор. Ему всегда было трудно начинать общение с новыми знакомыми. Впрочем, можно ли их с Квентином назвать «знакомыми» после всего того, что им пришлось пережить прошлой ночью? Они, разумеется, не друзья. Но факт остаётся фактом: за всё время совместной учёбы в Хогвартсе они и слова друг другу не сказали, а за вчерашнюю ночь спасли друг другу жизнь.