Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Речь идет о совсем недавно вынырнувшем из «слепого небытия» портрете театральной художницы Елизаветы Яковлевой. Картине, привлекшей к себе внимание не совсем свойственной Малевичу чувственностью и глубинной, требующей вдумчивой дешифровки символикой. Подавляющее большинство широкой публики увидело это произведение впервые в 2013 году, а до этого даже не подозревало о его существовании.

Что касается узких специалистов, то не всякий из них настолько хорошо осведомлен в содержании статей, вышедших более двадцати лет тому назад на другом языке и на ином континенте.

Кроме того, информированность совсем не влечет за собой необходимости глубокого критического анализа. Есть множество примеров, когда недобросовестное или ошибочное суждение начинает свой кочевой путь от публикации к публикации, так что и опровергнуть его становится почти невозможно. Въедливое внимание к деталям почти всегда обеспечивает обвинение в ловле блох и крючкотворстве, а то и склонности к интригам и сутяжничеству. Высказаться «против течения» означает вступить в конфронтацию с коллегой или приятелем или вообще сместить негласное равновесие существующих мнений. Внести раскол в сложившуюся корпорацию с ее устоявшейся системой ценностей, незримых горизонтальных связей, сдержек и противовесов. Проще и комфортнее смолчать. Хотя честнее было бы прямо в глаза высказать суждение, что книга, монография, статья или иное научное достижение, исполненное имярек, есть, в сущности, полная или частичная «белиберда», и тем самым нажить себе смертельного ненавистника до конца дней и репутацию врага общества. Лицемерные комплименты у нас ценят значительно выше свободы слова и независимости мнений.

Впрочем, я отклонился в сторону. Вернемся же к картине Малевича. Она стоит того, чтобы заняться ей поподробнее. Ничего подобного публика еще не видела. Это настоящий шедевр последнего периода творчества художника, повторю я вслед за организаторами экспозиции. И задумаюсь про себя: «А если бы эту картину написал не Казимир Малевич, но какой-то другой, совсем неизвестный нам или прочно забытый, художник, то неужели наше мнение о ней радикально изменилось бы?»

С учетом вышеописанных корпоративных или групповых ценностных ориентиров и коллективной идентичности, скорее всего, да. Неужели ценность художественного произведения, его эстетическая и историческая значимость определяются не имманентными ему свойствами, а набором социальных и корпоративных клише, подстраивающих картину под свои тактические нужды, а потом выбрасывающих ее за ненадобностью из зоны своего внимания? В музей, на склад, на свалку, в чулан…

Казимир Малевич (?). Портрет Елизаветы Яковлевой

С глаз долой, из сердца вон?! Пока оставим этот вопрос без ответа, но лишь для того, чтобы вернуться к нему немного позднее.

Вот что пишет об этой работе куратор московской выставки — один из крупнейших в мире специалистов в области изучения творчества и биографии Казимира Малевича — Александра Семеновна Шатских:

Из шедевров позднего периода, когда художник возвратился к живописи, будут «Три фигуры в поле» (конец 1920-х) из собрания Дудаковых. А также замечательный портрет Елизаветы Яковлевой (1932) из Голландии, который был на выставках всего раза два-три, а в России вообще впервые. Елизавета Яковлева была другом семьи, художником-бутафором, она погибла в блокаду. Портрет, написанный авангардистом, мы покажем в особом сюжете, который возможен только у нас на выставке: вместе с единственной ее сохранившейся работой — портретом Людмилы Богдановой, племянницы Малевича[30].

Есть смысл обратить внимание на мастерское использование в этой фразе эффекта эксклюзивности, основанного на принципе товарного дефицита. Вербальная конструкция «только у нас» имплицитно содержит в себе, помимо удостоверения уникальности и возможности приобщения к группе счастливчиков, греющихся в лучах чужой славы, еще и вопрос: «Что же потеряет человек, лишив себя приобщения к такому редкому объекту, как недавно обнаруженная картина Малевича?» Но редко кто продолжает логическую цепочку дальше. А что происходит с человеком (или группой людей), становящимся жертвой лукавого обмана или невольной ошибки? И чем тогда оборачивается иллюзия эксклюзивности для них и для «рекламного агента»?

И на эти вопросы я попробую сформулировать свои ответы во время расследования.

Работа со злонамеренными фальшивками или над непреднамеренными ошибками — сразу обозначим эту принципиальную развилку, чтобы ввести в повествование сущностно необходимый на некоторых его этапах радикал законного сомнения — концентрирует свои усилия не только на исключении из академического, культурного и рыночного оборота вещей неподлинных. Она еще и фиксирует КАНОН, выражающий себя в так называемых каталогах-резоне, консенсусе профильных специалистов и в экспозициях на ведущих музейных площадках, как правило сопровождаемых подробными, иногда монографического характера, каталожными материалами.