Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Одобрение или вежливый «игнор» — «уровень наших знаний не позволяет включить вашу вещь в каталог-резоне, подготавливаемый нашим институтом» — так лицемерно пишет сотрудник парижского института Вильденштайна, фатально обрушивая чьи-то «большие надежды», связанные с картинами импрессионистов. От аналогичных инстанций — «комитет Василия Кандинского» и «комитет Марка Шагала» — полностью зависит атрибуционная и коммерческая судьба рассматриваемых ими произведений этих знаменитых авторов. А от института Restellini выявление множества фальшивых Модильяни. В качестве гнусных подделок они изгоняются из музейно-аукционного «рая» заоблачных цен и гуманитарных иллюзий. Иногда речь заходит даже об их физическом уничтожении.

Признание произведения подлинным по умолчанию располагает его вне зоны подозрений, утверждает его как эталон и потенциальный музейный экспонат. На него ссылаются в качестве подтверждающего, комментирующего или опровергающего стандарта, он служит аргументом в нескончаемых дискуссиях и спорах. В особенности, если его безупречность визирована мнениями ведущих мировых знатоков творчества художника, архивными свидетельствами и данными специалистов-технологов. В нашем случае речь идет о работе Казимира Малевича. Об эталонной работе, включенной в резюмирующий наши знания каталог-резоне этого великого мастера.

Значение эталона намного шире теоретического или прикладного употребления в рамках академических дискуссий или рыночных продаж. Все мы прекрасно понимаем, что визуальными маяками, межевыми знаками, разграничивающими границы цивилизации и варварства, света и тьмы, являются именно живописные или архитектурные шедевры, которым уготовано особое место в Ноевом ковчеге будущего в случае глобальной катастрофы. Для понимания этой сентенции достаточно один раз взглянуть на Парфенон, египетские пирамиды или Святую Софию. Фрески Джотто знаменуют для нас видимый переход от темных веков к Ренессансу. От душных и мрачных покоев умирающей Византии к свету европейского Возрождения. Именно они, а не громкие фразы (за немногими исключениями) отделяют друг от друга эпохи, маркируют мировоззренческие схемы и задают направление движения народам и поколениям. Внеси сомнение в их подлинность и генетическую преемственность, и целые царства повиснут в воздухе, утратят почву под ногами и смыслы собственного существования.

То же относится к ваянию и живописи. Одного незатейливого русского человека «выпрямила» Венера Милосская (Глеб Успенский). Другой, встав на стул, пристально вглядывался в лицо «Сикстинской мадонны» и рыдал, как ребенок (Достоевский). И даже аскетичный, суховатый богослов вроде священномученика Илариона (Троицкого), заведомо чуждого слезливой чувственности и латинских прелестей, ощутимо «плывет» перед «иррациональным, сверхразумным, мистическим», заключенным в живописном образе[31].

Наш меркантильный и малообразованный современник, трактуя тему живописных подделок исключительно в плоскости дерзкого мошенничества и материального ущерба, как правило, даже не подозревает, на каком гигантском интеллектуальном фундаменте основана нынешняя жалкая торгашеская реальность. Какие люди ломали свои головы, чтобы совместить библейский запрет на создание изображений с трогательным императивным призывом Плотина: «Не уставай лепить свою статую». Сколько чернил и крови пролилось для того, чтобы целые цивилизации смогли отстоять свои принципиальные позиции в этом непрерывном искрящем противоречии.

Есть большой соблазн объяснить иудейское и мусульманское иконоборчество не строгим монотеизмом, исходящим из буквы (но не духа) Писания, а разочарованием в тварности всего сущего, в том числе и в подделках, но все же не будем переходить границы разумного. Хотя если начать разбираться в деталях и исторической конкретике, то в обозначенной гипотезе нет ничего невероятного. Эллинская и римская стабильность — как писал Гораций, «богам покорствуя, владеешь ты землей» — круговое время и отсутствие самой идеи развития и конца истории в качестве философской доминанты радикально не совпадают с горячечной семитской апокалиптикой, жаждущей восстановления Храма и завершения исторического процесса «прямо сейчас». К чему мозаики и статуи, если уже завтра мы «увидим Новое Небо и Новую Землю»?

В качестве еще одного важного предуведомления хочу заметить, что все мое повествование построено исключительно на фактах и документах. Опубликованных, архивных или сопутствующих самой картине в качестве пакета атрибуций, исследований и письменных мнений исключительно комплиментарного свойства. Я нигде и никогда не выступаю в качестве источника и донатора этих свидетельств, всякий раз указывая легальные и легко проверяемые пути доступа к ним. Я их не опровергаю, не подвергаю сомнению, но позволяю себе лишь сухой комментарий и сравнительный анализ, призванный выявить и по возможности объяснить существующие противоречия.