Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Если какой-то объективный момент может быть истолкован двояко или трояко, то я непременно на это указываю. Если некто, воруя чужие деньги, подделывает подпись или сообщает заведомо ложные биографические сведения, относящиеся к другому лицу, то я просто констатирую наличие такого рода действий, не делая никаких выводов, хотя они и очевидны.

Если возникает обоснованное подозрение в хищении документов с целью скрыть другое, более серьезное преступление — хотя что может быть хуже, — то я непременно допускаю возможность их случайной утраты.

Мои оппоненты невидимы. У них нет лиц, потому что я рассматриваю только документы. Но, судя по этим формальным следам их деятельности, «они» уверенно плавают на поверхности и в глубинах своего «правосудия», основанного на политических и практических резонах, в которых важнейшую роль играет принадлежность к определенному коллективу и «социальная близость». А также широко понятые политические нюансы.

Если надо, то любая мелочь может быть политизирована вплоть до государственной измены. Но без нужды важные события, действительно имеющие политическое и уголовное измерения, предстают ребячьей шалостью, забывчивостью или невинной «национальной особенностью». За примерами далеко ходить не надо. Они у всех перед глазами. Так что останемся же «при своих». Я постараюсь вести себя прилично и максимально корректно, полностью игнорируя юридический и политический контекст, попросту описывая сложившуюся ситуацию. А со стороны «надзирающих инстанций» хотелось бы, как это пишется в официальных бумагах, «рассмотрения по существу», что, впрочем, абсолютно невозможно представить.

Хотя мне была бы безусловно интересна формальная правовая оценка рассказанной истории. Особенно если ее инициирует западная сторона, где, на мой взгляд, присутствует классический потерпевший, ставший финальной жертвой в цепочке циничного обмана, а также целая вереница престижных организаций и лиц, понесших колоссальный моральный, репутационный и материальный ущерб.

Если мне будет необходимо выразить мое отрицательное отношение к той или иной ситуации — не к человеку — в максимально негативной форме, то я всегда могу покинуть сферу антропологических дисциплин и начать говорить о комментирующих параллелях из области паразитологии или инфекционных заболеваний. Право на аналогии, уподобления и метафоры пока еще никто не отменял, но все же я постараюсь максимально воздерживаться от пейоративных выводов и суждений. Фактура истории такова, что в них, откровенно говоря, просто нет никакой нужды. Двойные толкования вряд ли возможны.

Также прошу простить меня за пару раз использованное чуть выше и в названии слово «фальшивка». По большому счету от этой «лобовой» плакатной лексики в ряде случаев следовало бы отказаться, но заменять емкое определение на более сложные сочетания слов, подразумевающие еще более сложные понятия, не хочется.

Речь идет о замечательной, абсолютно подлинной картине, которой, возможно, вполне осознанно присвоили чужую, украденную биографию. И заменили имя художника на коммерчески более значимое. А настоящее имя постарались уничтожить.

Приводимые мною факты — линейные ли, располагающиеся в строгом хронологическом порядке — или циркулярные, вращающиеся на бесконечной карусели перекликающихся и ссылающихся друг на друга авторов, нуждаются в точке опоры для наблюдателя, желающего поместить себя в их завораживающий и немного утомительный ряд. Для этого я выстраиваю рядом с ними нечто вроде наблюдательной площадки или фундамента из воспоминаний, с которого без всякого перекидного мостика мне легко оказаться прямо в ткани повествования. Дочитав до конца, читатель поймет, что эти самодеятельные мемуары в своей «материальной части» полностью подтверждаются объективными данными. Что касается их тональности и окраски, то они, конечно же, совершенно субъективны и пристрастны.

Итак, обо всем по порядку. Начнем благословясь.

Глава 2 Анамнез жизни