Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Массу других картин и рисунков получила по завещанию сестра Челищева Александра Заусайлова, тихо жившая в Москве и дождавшаяся хрущевской оттепели. Провалявшиеся несколько лет без движения картины были проданы наследниками буквально за копейки, в чем я тоже принял посильное участие в качестве покупателя. На западных аукционах его вещи тогда тоже почти ничего не стоили. В моде было совсем иное «искусство».

Но грамотная кампания по «раскручиванию» художника — а в его случае необходимо было просто «реанимировать» старые связи с европейским модернизмом первого ранга, чуть иначе расставить акценты и вытереть пыль с поблекших фотографий и холстов — моментально принесла свои плоды. Несколько успешных выставок, нужные статьи и толковые монографии сделали его чуть ли не хедлайнером, а цены на картины подняли до небес. Все же редко кто из соотечественников так запросто писал портреты Джойса и Эдит Ситвелл. Новый русский коллекционер, полагающий, что хорошее воспитание, рафинированность и допуск в высшее общество можно купить за деньги или взять нахрапом, принялся судорожно «колотить» в аукционных залах Европы и Америки, задрав стоимость живописи до заоблачных высот. В случае с Челищевым это было полностью оправданно. Частная инициатива и купеческая сметливость полностью заместили собой неповоротливый государственный «разум». Хотя и Фурцевой не откажешь в стихийном стратегическом предвидении, да и просто в добром женском сердце.

Первая страница Акта описи и оценки картин Марии Джагуповой, отправленных на реализацию в комиссионный магазин номер 24

(ЦГА. Ф. 1853. Оп. 49. Д. 62. Л. 28)

Страница «Акта описи и оценки» картин Марии Джагуповой.

Позиция 48/53 — «Портрет Елизаветы Яковлевой» / страница нотариальной описи имущества Марии Джагуповой

(ЦГА. Ф. 1853. Оп. 49. Д. 62. Л. 33)

С Джагуповой случилось обратное. Ее постарались навсегда вычеркнуть из русского искусства, из родного творческого союза и из исторической памяти. Лишить не только имени и авторства собственных картин, но даже биографии. Хотя, сказать по правде, я бы никогда не стал сравнивать эти два имени, когда бы не криминально-оценочный нарратив. Все же это совсем разные величины и планеты, двигающиеся по собственным, нигде не пересекающимся, траекториям. Впрочем, сейчас даже в ведущих музеях на столах сотрудников и руководства большей частью видишь не профильные журналы, а аукционные каталоги. И разговоры об искусстве, вместо причудливых идеологем и концепций, с тоскливой неизбежностью конвертируются в фунты, доллары и евро, не имея других осязаемых ориентиров и опознавательных знаков. Причем делается это в ужасающей плебейской манере.

Вот как рекламируется лекция о Петрове-Водкине в современном Петербурге: «С 3 июня „Натюрморт с сиренью“ 1927 года — самая дорогая русская картина, стоящая больше 9 миллионов фунтов стерлингов. У нее есть „близнец“ — написанная в 1932 году „Черемуха в стакане“ из Русского музея, где находится лучшее собрание работ художника. <…>

На нашем арт-завтраке мы разберем не менее ценное произведение Петрова-Водкина „Мельница“, написанную в 1912 году, находящуюся в собрании KGallery, и продолжим рассказ об удивительной живописи русского художника».

Проходит это «пафосное» мероприятие под заголовком «Петров-Водкин вырвался вперед!». Вход 580 рублей, причем в эту цену входит и какое-нибудь «скудное брашно». Кофе с черствым круассаном или что-то вроде этого. Пошлятина, конечно, редкостная, но не безграничная. Аналогичное мероприятие, посвященное Сомову, называется «Раздевая маркизу». Ну что тут поделаешь? Не на конюшне же сечь.

А коли так, то Мария Джагупова имеет полное право потеснить не только сгрудившуюся перед ней толпу коллег и товарищей, не только заносчивых толстопузых грандов Союза художников СССР, не только носителей первых имен русского и советского искусства. Ввертываясь своим узеньким плечиком все вперед и вперед, расталкивая соседей, она должна занять свое место в самом первом ряду. Посреди самых великих и знаменитых, если судить потенциальной материальной оценкой, формулируемой в международных денежных знаках и восторженных откликах. Правда, речь идет только о качестве живописи, но отнюдь не о ее имени. Увы, ее совсем никто не знает. Ее просто принимают за кого-то другого.