Работа собой. Записки психотерапевта

Но это еще не все. И я даже не уверена, синестезия ли это. Цифры у меня…. Они это. Четко фиксированы в пространстве внутреннего взора, вот. Как бы вам объяснить. Вот, когда я считаю, то цифры, начиная от единицы, лежат у моих ног, слева направо. Первая десятка — она вся крупная такая. Цифры лежат на «земле» прямо плашмя, такие, слегка выпуклые. Пока считаешь, можно для удобства пройтись мимо них, они остаются позади. И вот, самые чудеса начинаются с первой десятки.

Граждане, на первой десятке числовой ряд делает поворот на 90 градусов. Он уходит влево и вдаль. Что, вероятно, как раз и символизирует потерю моего контроля над происходящим. Весь фокус в том, что я никогда не хожу дальше первой десятки, понимаете? Я эдак прогуливаюсь от 1 до 10, а дальше — я могу только всматриваться. Потому, что почва там какая-то неровная и зыбкая под ногами.

Вся эта канитель, до сотни, она бодро убегает вдаль, слегка извиваясь, как лента дороги. 20, 30, 40, 50… и 60 мне уже не видно. То есть, можно разглядеть, что до сотни еще далеко, но 60 это или 70 — можно лишь догадываться. Понимаете теперь, как хорошо я считаю?

Где-то там, совсем в тумане, маячит сотня. Сотню видно лишь за счет того, что у нее появился третий знак, ноль. Оттуда числовой ряд опять поворачивает на 90 градусов, и цифры становятся совсем мелкими. Примерно, как мухи, летящие цепочкой в вечность. Ну, разве их сосчитаешь? Можно разве примерно прикидывать, многократно ошибаясь.

Я вот все думаю. Быть может, дело в том, что я туда никогда не хожу? Быть может, ходи я туда почаще — я бы смогла сама выдавать няне зарплату? Где берут такие болотные сапоги? Жена Папы Карло

Жена, параллельно печатая:

— Милый. Мне нужен твой совет. Лучше всего у меня получается писать именно на те темы, на которые по твоему мнению, я не имею права высказываться. А мне как раз нужно родить 10 тем для «Космо». Как ты считаешь, в чем я разбираюсь хуже всего на свете?».

Муж молча полирует напильником деревяшечку.

Жена:

— Я уже придумала такие: «Как повысить самооценку», «Как удачно выйти замуж», «Как подружиться с мамой мужа», «Как избавиться от ревности», «Как построить гармоничный брак». Ну, и так далее.

Муж откладывает напильник, берет крупную шкурку, полирует деревяшечку.

Жена:

— Хочу еще написать про любовь, супружескую верность и взаимопонимание. Но этого как-то по-моему, маловато.

Муж меняет шкурку на более тонкую, продолжает полировать деревяшечку.

Жена:

— Может, мне еще написать статью «Как перестать быть пустым местом? или «Как заставить мужа обращать на себя внимание».

Муж, меняя шкурку на совсем тоненькую:

— Лучше напиши статью: «Как не быть дурой».

Жена:

— Ясно. Лучше напишу-ка я статью: «Как развестись вовремя».

Муж:

— Во-во. Це — дило.

Он заканчивает полировать деревяшечку, сдувает с нее древесную пыль, протягивает жене и говорит:

— Это — тебе, на память.

Оказывается, что он держит в руке маленького Буратино, без ушей и глаз.

Счастье в квадрате

Когда мы совпадали в пространстве и времени, у меня было два вида счастья. Один его вид — это сидеть в полуметре от тебя и любоваться тобой. Немного, чтобы не было заметно. Однажды вышло солнце, и ты снял свитер. Майка оказалась оранжевая. Этого было достаточно. В том счастье было что-то его же обусловливающее. Так же, как стыдно испытывать стыд, так счастье обусловливает само себя. От осознания того, что счастье есть, оно удваивается.

Еще про часы. Помнишь, ты забыл их? Меня спросили, могу ли я передать их тебе и я, конечно, взяла. Я сидела, держала их и ждала тебя. Это было, как будто мне дали подержать… я не знаю. Я обращалась с ними, как будто это часть тебя. От трепета я не могла найти им подходящего места. Они падали с колена, их нужно было придерживать рукой. Я поймала себя на мысли, что ищу им положение, чтобы не держать. Чтобы не успеть им надоесть. Когда я поняла это, я стала держать их иначе: увереннее и нежнее. Как будто надеясь, что в них останется что-то от меня и ты почувствуешь это. Вполне можно сказать, что я была счастлива держать в руках твои часы. А раньше я думала, что для счастья мне нужны совсем другие вещи.

Иногда, конечно, мое переживание тебя приобретало более… взрослый характер. Если мне удавалось незаметно для окружающих смотреть на тебя дольше пяти секунд (это удавалось нечасто), меня затопляла нежность. Это ощущалось, как тепло, наполняющее грудь и плечи и поднимающееся к горлу. Я чувствовала твою шею и плечи своими ладонями. Как будто бы моя правая рука поднимается к твоему лицу и ложится туда, где подбородок переходит в шею, и движется дальше к затылку, а большой палец отстает, чтобы успеть ощутить неровность кожи. И если удавалось вынести этот образ и продолжить в нем быть, то рука возвращается, большой палец скользит по подбородку и дальше вниз, через яремную ямочку…