Работы о Льве Толстом

Удивительно, что до сих пор никто не сделал этого вывода непосредственно из действий Кутузова. Кажется даже, что в 1813 году правила эти предложены были Кутузовым: эта тактика, лучше чем что-либо другое, определяет загадочную лич­ность Наполеона. Из мемуаров этого человека трудно усмотреть что-либо выше самой обыкновенной посредственности; много в них хвастовства и самоуверен­ности. Из деяний его остался деспотизм и дикая конституция, пригодная только народам необразованным. Высокомерие, дерзость и бесчеловечность соединялись в нем с неправдивостью. Но как предводитель армий это был более чем гений: он был чародей. Кутузов, как светлый ум, давно оценил Наполеона как полководца; он избегал не армий Наполеона, а его самого, то есть того чародея, который неиз­вестно какою силою делал из людей то, что хотел. Богданович в своей истории 1812-го года говорит: "В течение всего периода Наполеоновских войн, полковод­цы, действовавшие с наибольшим успехом против французских войск, Веллингтон и Кутузов, оба отличались уменьем ослабить неприятеля, избегая решительной развязки дела". Но этот отзыв дает совершенно ложное понятие о таланте кн. Ку­тузова. Веллингтон был особый тип, своего рода талант, а Кутузов другой, совсем иного рода тип; сходство между ними такое же, как между англичанином и русским; какое именно? не знаю. Веллингтон прежде дал сражение, а потом соединился с Блюхером; Кутузов — сперва соединился бы, а потом дал бы сражение. Веллинг­тон мог разбить, но мог и быть разбитым; Кутузов не мог быть разбитым и никогда никем не был разбит. Сделавши ошибку сравнением Кутузова с Веллингтоном, Богданович по необходимости должен был впасть и в другую, и в третью ошибку. В томе III (стр. 402) автор говорит: "... хитрый Кутузов, донося о последствиях сражения (Бородинского), выказал его в виде победы, одержанной нашими вой­сками" Потом далее (стр. 405): "Кутузов весьма искусно направил свою армию, по боковой дороге, наперерез неприятелю; но двигаясь медленно, не воспользо­вался выгодами своего положения" Первое суждение показывает совершенное незнание Кутузова как человека и как гражданина; из другого же суждения обна­руживается, что, разбирая военные действия Кутузова, Богданович постоянно спрашивал себя: "Что сделал бы на месте Кутузова Блюхер? Как поступил бы Бенигсен? Что сделал бы Барклай?" Проще и рациональнее было бы спросить себя: сколько человек из "Великой армии" вернулось за Неман? С великим сочув­ствием отозвалась вся Россця на призыв Кутузова к заведованию армиями: не зная слов, сказанных Кутузовым своему родственнику, каждый повторял: "Наш чело­век божий проведет анархиста!" А как только поселилась в народе уверенность, что воевода не разобьет, а только "проведет" неприятеля, то не могло удивить никого и оставление Москвы».

Эта характеристика усвоена Толстым и положена в основу главы, специально посвященной Кутузову (т. VI по изд. 1869 г.), которая начинается словами: «В 12 и 13 годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец» и т. д. Далее Урусов, говоря о переправе французов через Березину, защищает Кутузова от упреков: «Сидя в кабинете и глядя на карту, кажется непонятным, как мог Наполеон вырваться из западни, в которую попал; казалось бы, что Кутузову следовало ударить от Орши... Но все это прекрасно в кабинете и на карте; наделе же все выходит иначе» и т. д. Толстой прямо цитирует Урусова: «Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает свои соображения о том, как и как бы он распорядил­ся в таком-то и таком-то сражении, представляются вопросы... Деятельность пол­ководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы вооб­ражаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую-нибудь кампанию на карте» ит. д.