Рабство по контракту

Сослуживцы выглядели как школьники после каникул. В обеденный перерыв собрались в столовой, и каждый торопился рассказать, как отдохнул. Только и разговоров было, что о теплом море и горнолыжных курортах, уютных городах старой Европы с давно проторенными туристическими маршрутами и даже вовсе об экзотических местах вроде джунглей Амазонки или плато Наска. Просто «Клуб кинопутешествий», только лишь Сенкевича не хватает!

Кто-то восхищался дайвингом в Египте, кто-то сетовал, что «в этом году погоды на Канарах совсем не было», а Серега Аверин (тот самый, что разбил нос на тренинге!) с гордостью демонстрировал всем фотографию, где он, в шортах, голый по пояс, держит за хвост живого крокодила. Маленького, правда, не больше полуметра в длину, но самого настоящего!

Павел слушал эти «охотничьи рассказы» с плохо скрываемым раздражением. Наверное, со стороны это могло показаться банальной завистью, но ему было совершенно безразлично. Хорошо еще, что о новогодней вечеринке в пансионате никто не вспомнил.

После обеда он торопился вернуться на свое рабочее место. Во-первых, вот-вот должны были подъехать «высокие гости» из прокуратуры, а во-вторых… Слушать чужие отпускные впечатления ему изрядно надоело.

Он уже перешагнул через порог, но вдруг оступился на ровном месте: голова закружилась, он покачнулся и чуть не упал. Перед глазами на мгновение потемнело, а когда он снова смог различать предметы, окружающая реальность разительно изменилась.

Вместо привычного офисного интерьера, выполненного в теплых тонах — светлые стены, украшенные сюрреалистическими картинами, прозрачные перегородки, призванные обозначать рабочую зону каждого сотрудника, оставляя его на виду у руководства, офисные столы, стулья и дорогущая оргтехника самых последних моделей — он увидел совсем другую картину…

Перед ним предстало что-то вроде средневековой темницы — сырые осклизлые стены, поросшие мхом и буроватым лишайником, низкие сводчатые потолки, окованные железом двери и крошечные оконца под потолком, забранные железными решетками. Помещение было заполнено какими-то странными приспособлениями, напоминающими не то колодки для каторжников, не то примитивные ткацкие станки, виденные когда-то в этнографическом музее. Люди, прикованные к ним длинными цепями, без устали нажимали на рычаги и педали. Они выглядели изможденными, смертельно усталыми, но работали с каким-то сумасшедшим, почти маниакальным усердием, словно боясь остановиться хоть на секунду. Как рабы на галерах, толкающие вперед неповоротливую громадину, пока еще хоть немного силы осталось в руках, потому что потом выход только один — за борт, на корм акулам… Лица их почти утратили все человеческое. Так, наверное, выглядели узники концлагерей — те, что дошли до последней черты, когда ничто не может помочь человеку вернуть его к самому себе. Павел читал когда-то, что многие умерли уже после освобождения… Просто потому, что больше не могли жить. Тогда, в школе, он готовил доклад по истории Освенцима и в библиотеке смотрел с содроганием в сердце на фотографии военной поры. Но это было далеко, это было давно, и семиклассник Паша Черных от души верил, что такое не может, не должно повториться!

Но сейчас он с ужасом узнавал в этих людях-полутрупах своих коллег по работе, которые еще несколько минут назад выглядели вполне живыми, здоровыми и бодрыми. Он смотрел в эти лица, видел запавшие глаза, лишенные живого блеска, сероватую, похожую на пергамент кожу, обтягивающую кости черепа, торчащие зубы… У многих они были неестественно ровные и белые, и выглядело это отчего-то еще более страшно. Павел не сразу сообразил, что это, наверное, металлокерамика или еще какое-нибудь сверхсовременное чудо высоких технологий, используемое дантистами в дорогих клиниках, чтобы преуспевающий менеджер мог без страха улыбаться клиентам, начальству и вообще кому угодно. На отощавших телах нелепо болтались дорогие костюмы. Казалось, под ними вообще ничего нет.

«Черт возьми, куда это я попал?»

Павел отступил назад, в коридор, и поспешно закрыл за собой дверь. Здесь, кажется, все было как обычно… Если не считать того, что свет стал каким-то приглушенным, будто мертвенным, и по углам зависли клочья сероватого тумана. Павел еще понадеялся, что это ему только показалось. Просто день сегодня пасмурный.