Рабы Парижа

Поэтому Норберт не мог ни жениться, ни принять серьезные хозяйственные решения без его согласия.

Маркиза выручил де Пимандур, который выхлопотал ему освобождение из-под власти отца.

И тогда наступил день свадьбы, одинаково безрадостный для обоих новобрачных.

Рано утром к Норберту приехали граф, Мари и множество приглашенных гостей. В десять часов отправились в ратушу, а оттуда — в церковь. В двенадцать церемония окончилась.

Маркиз де Шандос навеки связал себя с дочерью Палузата.

Из всего праздничного великолепия, щедро оплаченного графом де Пимандуром, Норберт не запомнил ничего.

Только одно обстоятельство запечатлелось в его памяти. Перед обедом ему представили графа де Мюсидана, который объявил о своей предстоящей свадьбе с мадемуазель де Совенбург.

Молодые поселились в Шандосе.

Норберт видел рядом с собой только скучающую нелюбимую жену и своего помешанного отца.

Маркиз начал подумывать о самоубийстве, но не успел прийти к окончательному решению. Однажды утром ему доложили, что отец не может встать с постели.

Послали за доктором, который сказал, что герцог умирает.

Снова все собрались в спальне старика.

В его состоянии происходили быстрые перемены.

Весь день больной испытывал сильную тревогу. Он не находил себе места. Язык его, до сих пор очень скованный, вдруг начал развязываться. К ночи герцог уже свободно произносил длинные фразы. Речь его становилась все более связной и осмысленной.

Жан и Норберт выпроводили всех из комнаты: они боялись, что старик откроет тайну своей болезни. И вовремя — вскоре он начал часто повторять слова «яд» и «отцеубийство».

К одиннадцати часам герцог успокоился и, казалось, уснул. Но вдруг он приподнялся на постели и твердым, властным голосом, каким всегда говорил до болезни, громко крикнул:

— Ко мне!

Сын и слуга упали перед ним на колени.

— Простите меня, отец! Простите меня! — молил Норберт.

Герцог де Шандос медленно простер над ним свою руку и торжественно произнес:

— Бог наказал меня за глупое тщеславие. Сын мой, я прощаю и благословляю вас.

Норберт зарыдал.

— Я отказываюсь от всех своих планов, — продолжал герцог,— и не желаю, чтобы вы женились на мадемуазель де Пимандур, потому что вы не любите ее.

Сын поднял голову и тихо сказал:

— Я уже выполнил вашу волю, отец. Она — моя жена.

При этих словах глаза старого де Шандоса закатились. он замахал руками, будто старался отогнать от себя призрак, и глухо простонал:

— Несчастный! Слишком поздно!

Это были последние слова Цезаря-Вильгельма де Донпера, герцога де Шандоса.

Глава 24

Вернувшись ночью из Шандоса, Диана скинула с себя перепачканное платье и бросилась в постель.

Постепенно она успокоилась и стала размышлять.

Если бы не помешал безумный герцог, то ей, без сомнения, удалось бы вновь покорить Норберта. Но еще не поздно, ведь он пока не произнес роковое «да»…

Чем бы все это ни кончилось, во всем виновата ее счастливая соперница, с чисто женской проницательностью заключила Диана. Вот кому она отомстит за свое унижение!

Надо спешить. Может быть, еще удастся предотвратить их свадьбу.

Хорошо было бы узнать что-нибудь о прежних любовных похождениях Мари де Пимандур…

С этой мыслью Диана заснула.

На следующий день ей представили графа де Мюсидана.

Он не был вызван из Парижа своим отцом специально для знакомства с богатой наследницей маркиза де Совенбурга, как предполагал почтеннейший Палузат. Ему просто нужны были деньги для уплаты долгов и он вынужден был обратиться за помощью к родителям.

Граф Октавий был высокого роста, имел приятное лицо, железное здоровье, громкое имя и значительное состояние.

В двадцать лет он уехал из Беврона в Париж и, благодаря семейным связям и богатству, вскоре был принят в высшем кругу общества.

Он быстро утратил провинциальную наивность, приобретя взамен уверенность в себе и непринужденную вежливость истинного вельможи.

Говорят, что люди, имеющие возможность удовлетворять все свои прихоти, никогда не испытывают сильных страстей. Если это так, то Октавий де Мюсидан должен был быть хладнокровным, как британский лорд. Однако, увидев мадемуазель де Совенбург, он воспламенился такой любовью, которая могла привести его либо в бездну отчаяния, либо на вершину блаженства.

Сам же граф Диане не понравился. Он был слишком не похож на Норберта.

Впрочем, она не обратила на него особого внимания.

Погруженная в свои мысли, строя и отвергая один за другим планы борьбы с Мари де Пимандур, Диана вообще не замечала ничего вокруг.

Каково же было ее удивление, когда граф вдруг попросил ее руки! Он сделал это, улучив минуту, когда Диана была одна.

Разрешит ли ему Диана обратиться с этой просьбой к маркизу де Совенбургу?

Слова де Мюсидана смутили ее.

Она чувствовала себя как больная, которой врач советует сделать мучительную операцию, чтобы избавиться от тяжелой болезни.

После долгого молчания Диана пообещала дать ответ завтра вечером.

Ночь она опять провела в мучительных раздумьях. Надо на что-то решиться. Иначе все будет кончено! Норберт женится на другой, а она останется в дурацком положении, совершив преступление и не воспользовавшись его плодами…