Ради общего блага (СИ)

Тень чужого прошлого пока еще простирала надо мной свои черные крылья. Тетя Фатима и дядя Мурад вроде бы мило со мной общались, интересовались, как у меня дела, спрашивали, с кем я подружился на курсах, но иногда я чувствовал едва заметную настороженность. Будто они готовы к тому, что я напьюсь или с кем-то подерусь, или еще что-то натворю.

На учебе было легче. Большинство ребят в группе не интересовались событиями в Англии как таковыми, я для них стал просто одним из многих – ну, разве что, для Андре и Лизы, которые знали мою кузину, я был еще «двоюродный брат Симоны». Я о себе рассказывал мало, да короткие перемены и не давали возможности долго разговаривать о чем-то серьезном или личном. Это даже к лучшему. Я часами сидел за мольбертом, не видя ничего, кроме композиции, которую рисовал… ну, может быть, иногда отвлекался, когда Жанна, моя соседка, просила у меня точилку для карандашей или ластик – она вечно теряла всякую мелочевку.

С Жанной я подружился больше, чем с другими. Просто она постоянно пыталась меня тормошить. Такая уж у нее натура – ей не сиделось спокойно, хотелось со всеми переговорить и желательно найти компанию для приключений, подработки или просто посиделок где-то в кафе. Маленького роста, со смуглой кожей, веселым взглядом карих глаз и черными волосами, заплетенными в африканские косички, она вечно была в движении. Будто мини-торнадо.

- Махмуд, как ты смотришь на то, чтобы подработать натурщиком? – как-то спросила она меня. – Один мой приятель заболел, а тут занятие в училище, его ждут. Пойдешь? Это не обнаженная натура, просто час посидеть.

Я поколебался было, но Жанна уговаривала, что надо помочь хорошим людям, да и опять же, какие-никакие, а деньги. Она сама в училище по конкурсу не прошла, и собиралась поступать в следующем году, а пока ходила на курсы и подрабатывала то там, то там. И я согласился раз, а потом у нее вошло в привычку таскать меня за собой.

«Пойдешь натурщиком на обнаженку? Ну и что, что у тебя после операций шрамы остались. Марлен говорила, что рисовать слишком идеальных типов ей неинтересно».

«Я пойду сниматься в массовке на теле-шоу, идем со мной. Фигня вопрос, просто посидеть в студии, типа мы зрители, и посмеяться над шутками ведущего. У тебя же все равно до курсов день свободен».

«Подружка звонила, говорит, нужны еще два человека, листовки на презентации пораздавать. Там скукотища, зато обещают дать блокноты с логотипами фирм. Художнику бумага лишней не бывает».

Я чаще всего не спорил и шел. Потому что с Жанной проще пойти, чем объяснять, почему нет. Да и на многих мероприятиях бывало весело. Новые люди, которым до меня нет никакого дела.

И в толпе становилось легче, в толпе меня не преследовали мысли о прошлом.

А если очень устать – получалось не вспоминать то, что я любил Заганоса и что мы потеряли друг друга.

На выходных я вместе с приятелями ходил в музеи. Больше всего мне нравилось подолгу рассматривать картины Фрагонара. Изысканные дамы и кавалеры галантного века, изображенные в светлых, нежных тонах. Лазурь небес, зелень трав, распустившиеся цветы. Беззаботность давно ушедших времен – то, о чем я мог только мечтать.

Бывало, кому-то получалось найти недорогой тур, и мы всей группой выезжали в другие города. Разве мог я раньше, в Хейлшеме, представить себе, что побываю в том самом Альби, где боролись за свою веру альбигойцы, увижу собственными глазами готический собор с барельефами и статуями…

То, о чем я читал в Сент-Пол, будто оживало, я ходил по тем же улицам, что герои моих любимых книг. Из каждой поездки я привозил множество фото и рисунков – как с натуры, так и набросков иллюстраций к средневековым стихам и романам. Случайная встреча влюбленных, разлученных жестокой судьбой, из «Повести о Дросилле и Харикле». Флуар, оплакивающий Бланшефлор, еще не зная, что она на самом деле жива. Окассен, в тюрьме тоскующий по Николетт (1). Я не боялся выбирать эпизоды, созвучные тому, что чувствовал. Ведь что такого необычного в иллюстрациях, навеянных местами, где всё напоминает о давно минувших веках? Искусство и история, эти темы интересуют многих творцов. А что у меня на душе – я молчу. И буду молчать.

*

Отец удивился, когда узнал, чем я занят. «Господи, неужели после аварии и прошивки у тебя мозгов прибавилось?.. Конечно, занимаешься ты фигней, но и то прогресс, раньше ты вообще ни пальцем не шевелил, только дайте-подайте».

Я привычно убеждал его, что у меня всё в порядке. Не пью, не курю, домой прихожу вовремя, дяде с тетей хлопот не доставляю.

Впрочем, с отцом мы говорили редко. Мама звонила чаще. Ей я мог рассказать и про курсы, и про свои занятия рисованием, и про то, чем занят и каких людей встречаю. За то время, что прошло после моего возвращения из клиники, вид у нее стал более бодрый и здоровый, она говорила, что нервные срывы у нее больше не случаются. И то, что она счастлива, меня успокаивало.

Наверное, всё, что случилось, было не зря.

*