Ради общего блага (СИ)

Пару раз мне удалось даже продать свои картины. Правда, в этом тоже была больше заслуга Жанны и ее компании – она и такие пробивные парни и девчонки, как она, умели договориться за себя и еще кого-то о месте в частной галерее или на распродаже в парке, у кафе или в кварталах, куда часто ходят туристы. Моим делом оставалось просто написать натюрморт или пейзаж и принести.

Я уже заканчивал учебу на курсах, когда Мариэтт выбила для меня возможность представить картины на выставке. Мариэтт работала дизайнером в какой-то фирме, компьютерную графику не очень любила, предпочитая акварели, но графика приносила стабильный заработок и связи в художественных и околохудожественных кругах. Вот, через все тех же общих знакомых, меня свели с этой девушкой, время от времени я с ней общался, понемногу учился всяким полезным техническим штукам. Она и на выставку меня пристроила…

…а после так вышло, что мы оказались в одной постели. Нет, я не пил – но Мариэтт неплохо выпила, начала требовать, чтобы я поехал вместе с ней, причем так настойчиво, что я решил не доводить дело до скандала и согласился.

Она и на трезвую голову настоящая южная натура, готовая завестись из-за любой ерунды, бурно радуясь и столь же бурно обижаясь. А после нескольких рюмок коньяка… сразу приходит мысль, что из-за таких дам ураганы называют женскими именами.

Вечером мне было очень даже неплохо. Все же Мариэтт красива – яркой, броской красотой, интересное сочетание черных волос, светлой кожи и зеленовато-голубых глаз. От нее вкусно пахло сладкими цветочными духами, ее грудь приятно ложилась мне в ладонь…

В конце концов, мне хотелось – из чистого любопытства – узнать, как это бывает с женщиной. А Мариэтт не задавала лишних вопросов о моем прошлом и опыте, просто делала всё сама, мне оставалось только отвечать на ее ласки и поцелуи и двигаться в такт ее плавным движениям.

Неспокойно на душе стало уже наутро.

Что я делаю со своей жизнью? Просто плыву по течению. Что в прошлом, что сейчас за меня решают другие. В Хейлшеме всё было предопределено заранее. Потом, в Сент-Пол, Заганос хотел, чтобы я избежал участи донора – и любыми правдами и неправдами добился своего. «Мои» родители решили, что я должен пожить в Ницце, пока не утихнет скандал из-за аварии. Ну, разве что, учиться на художника решил я сам – но тут же меня взяла в оборот Жанна, таская меня по своим подработкам и вечеринкам, и не давая впасть в тоску… теперь вот – Мариэтт…

Должен же я что-то сделать сам!

И через несколько дней, когда я созванивался с мамой и отцом, я спросил, могу ли я после курсов вернуться в Лондон. Планов у меня особых не было. Может, если получится, я бы продолжил учиться и преподавал бы рисование в школе или детской студии.

Мама обрадовалась.

- Конечно, возвращайся!.. я уже так хочу тебя увидеть дома, обнять…

Отец сдержанно согласился.

- Мурад говорил, ты им хлопот не доставляешь. Переезжай домой, если хочешь. Я сниму тебе квартиру в нормальном районе и поговорю кое с кем из знакомых, чтобы тебя приняли на работу в нормальное место. У моего заместителя четверо детей, он, наверное, все школы и студии знает, он сможет выяснить для нас, где бы нашлась для тебя половина ставки.

Правда, смотрел он на меня по-прежнему хмуро. Уже и время прошло, скандал успел утихнуть, но изменилось мало что. Да, бездельник и наркоман был для отца тяжким грузом на плечах, и все же «исправившийся» сын, перед которым пути в банковскую сферу и политику закрыты, тоже не слишком его радовал. Жаль. Ведь даже если не ограничения после закрытого дела и амнезии, финансиста бы из меня не вышло. Вот в искусстве, может, я себя нашел.

Была еще одна причина, почему я стремился домой. Хотя это я и перед собой признавать боялся.

На одной из студенческих вечеринок – шумном сборище, где толпа народу шаталась по квартире, потягивая кто лимонад, кто тоник или пиво, и болтая о том, о сем – в гостиной монотонно вещал телевизор. Непонятно, зачем его включили, если всё равно все спорили о поп-арте, преимуществах и недостатках учебы у тех или иных педагогов и прочее и прочее, но тем не менее какие-то новости создавали привычный фон. Я сидел на краю кресла, заваленного каким-то барахлом, обсуждал картины Дали с одним парнем – Николя нигде серьезно искусству не учился, по диплому он вообще был, как сам с насмешкой говорил, «менеджер по менеджменту», а работал консультантом в магазине, но картины писал потрясные. Как раз в манере сюрреалистов. Мы спорили на вечную для всех художников тему, можно ли рисовать сюр без алкоголя, но тут моего собеседника куда-то позвала подружка. А я по инерции уставился в экран, сначала не обращая внимания…

И вдруг голос за кадром объявил:

- В Лондоне министр здравоохранения Лейтон Уэсли встретился с министром здравоохранения Франции, мадам Лили Вальдес.

Я на миг застыл. Мужчина, который говорил с элегантной ярко-рыжей дамой, был похож на Заганоса!

Неужели оригинал? Или…

Мне страшно было строить какие-либо предположения. Но позже, вернувшись домой, я начал искать в сети информацию про министра Уэсли.