Radical (СИ)

- Я просто не делаю резких движений, – отвечает генерал, беспокойно ощупав мою руку, прижатую к его груди. – Маленький, потерявший стыд мерзавец, ты можешь оказаться последним счастливым сном в моей жизни, и я хочу продлить его подольше.

- Я всё в тебе люблю, – бездумно продолжаю я, не отрывая лица от его контрастно пахнущих волос. – И слишком люблю себя, чтобы лишаться такой роскоши – быть в центре твоего внимания. Мне нравится твоя ревность. Она делает тебя беззащитным. Хоть что-то делает тебя беззащитным, пробивая брешь в литом корпусе сердца и застревая в металлических шестеренках... они перестают вращаться? Они замирают, оживляя другой механизм. Ты знал или догадывался, кто я, болезненное чувство украденной собственности пройдет. Твоя злость мне тоже понятна, но Фрэнсис... чего же ты испугался?

«Я молчу, обреченно продолжая прижиматься к его худой груди. В ней тихо, как в могиле. Малыш, снежный ангел мой... зачем ты потерял собственное сердце, а? И зачем биться моему, если твое не откликнется? Я пережил сцену твоего откровенного распутства в руках у серафима, кое-как, но преодолел свою ярость. Твой краснокрылый друг развратен настолько же, насколько и мил, шлюхи Содома плачут и берут у него уроки, но мне его не достать, да и бессмысленно мстить Дезерэтту за исполнение желаний, от которых я сам не откажусь. Стою за ними в очереди сразу вслед за тобой. Но, Кси, Кси, черт возьми!.. Ты все еще беззаботен как ребенок. Не научился думать о последствиях. Я плохо рассмотрел ночного визитера, зато хорошо запомнил его источающую ненависть улыбку. И по сравнению с тем, что обещал мне этот оскал, Дэз играет с тобой в невинные забавы».

- Проблема в том, что ты в каждом новом лице видишь персонального врага, – ободряюще сказал кто-то и приложил ледяные руки к оголенной спине фельдмаршала. Голой она быть ну никак не должна была, ибо костюм... на нем пиджак, рубашка... Фрэнсис охнул от холода, немедленно покрывшись гусиной кожей и попутно констатировав тот факт, что под одежду залезли, даже не потрудившись выправить ее из брюк. – Братец, привет еще раз. Рад, что ты отказался от маскарада и добровольно-принудительных галлюцинаций.

- А ты отказался от конспирации, сахарный пупсик, – Дезерэтт оторвал Моди от генерала и развернул к себе. Я поймал себя на мысли, что рядом они смотрятся как карточные короли – трефовый и червовый. Нечаянно родившийся далее вопрос о том, кто в этой колоде джокер, сдавил мне горло, перекрыв кислород. В чем дело, я же вампир! Но в легких коллапс, им все равно, кто я, и я сейчас умру, так и не сумев сделать вдох. – Ты пришел, а Хэллиорнакс Тэйт уже в пути, нам не хватает для полной коллекции всего одного человека...

- О нем я и явился поговорить, Дэз, – темптер бросил на меня многозначительный взгляд и увел серафима подальше от наших с Фрэнсисом ушей. Зато его милостью, точнее, милостью его иронично смеющихся глаз, удавка на шее ослабла, я шумно вздохнул, освобожденный и дико раздосадованный. Он меня спас. Но он очень зря отходит секретничать, я бы мог... Хотя конечно, понимаю, подслушивать за демонами не стоит, не ровен час, Асмодей сменит свое отчее благословение на гнев. Сын короля... джокер... и вся колода будет в шляпе. Бллин, да о чем я опять думаю?! Или это за меня думают?

- Малыш? – Конрад целует меня в грудь в распахнутом вороте рубашки, в его голосе легко угадываются любопытство и тревога, но мне сейчас не до него и не до нежностей, мысли продолжают нестись в какие-то адские овраги, набирая сверхсветовую скорость. Если принц даэдра назвал Дезерэтта своим братом, то Ангел... его племянник?! Но если они, эти двое – близкие и крутые родственники, какого хрена не позаботились об Энджи раньше?! Пока он мерз и голодал и поддавался кровосмешению, и терпел лишения! Один-одинешенек, справлялся с болью и с ненавистью, ходил убивать, мстя за брата-близнеца, а потом и вовсе стал вампиром, чтобы выбить из себя хотя бы часть мучающих чувств?! Вот поэтому я терпеть не могу родственников. Все они одинаковые, лицемеры пафосные и эгоисты вонючие, начиная с матери и заканчивая противным Скратовски, который особо и не родственник, так, седьмая вода на киселе. Обо мне всю жизнь только Жерар заботился, да вот еще в последнее время Ангел начал, хоть и весьма своеобразно у него это получалось. – Малыш, поговори со мной.

- Нечего говорить, ты так и не ответил мне, Фрэнк.

- А смысл отвечать и повторяться? Потерять я тебя боюсь! Любить хочу, ласкать хочу, видеть и слышать рядом. И, может быть... подчиниться тебе хочу. Работать, зная, что приду домой, а там будешь ты, спать, восхитительно разметавшись по кровати, или сидеть где-то в укромном уголке, писать свои непонятные программы, или дегустировать превосходные старые коньяки, или рисовать тушью и маслом, или... я даже не знаю, чем еще ты увлекаешься.