- Сексом. Увлекся не на шутку, – я говорю почти серьезно, но Конрад мне не верит. До чего мы докатились. – Сделаю его новым хобби. Уютным домашним времяпрепровождением. Ты приезжаешь со службы, а я трахаюсь с серафимом, и вовсе необязательно в постели, можно в погребе или на чердаке, и, пожалуй, прошу тебя к нам присоединиться, и все это под наблюдением твоего махрового красавца-майора Блэкхарта. Кривишься в отвращении? Никогда не участвовал в групповом сексе? Хочешь сказать, что сам его не организовывал? Фрэнк, не разочаровывай меня.
- В кого ты превратился, малыш?! Я хочу обратно невинного юношу, что смотрел на меня ужасным уничтожающим взглядом на краю обморока, но еще долго боролся, не терял сознание именно благодаря своей ненависти. Где он?
- Ты убил его, Фрэнсис, – спокойно изрек темптер. Он стоял далеко, и его мягкий гипнотический голос, вольно льющийся сразу отовсюду, стал для меня открытием. – Твоя похоть, слепая бесконтрольная жажда обладания любой ценой и любыми средствами погубили Кси. Мы сыграли на твоей вседозволенности, власть задушила тебя, прибрала к рукам как миленького, ты сожрал наживку, не подавившись, фельдмаршал. Был слиток золота, чистейший благородный слиток... но чужой. Все в одночасье отвернулись, а он лежал и лежал, такой беззащитный и как будто ничей. И ты протянул грязную лапу. Схватил, испачкал его. Так с какой стати ты удивляешься тому, что он тоже стал грязным?
«Я снова молчу. Мне с таким изяществом закрыли рот... Спор бесполезен и опасен, воздушные очертания этого существа подсказывают, с кем я имею дело. И я не решусь спросить о чем-то или возразить. Он пожаловал сюда не для пустой болтовни, да и не достоин я отнимать его время. Но все же – я не развращал Ксавьера! Я не понимаю, что с ним случилось. Слова, им сказанные, и КАК они были сказаны... Неохотно припоминаю Ле Локль, обратный путь в аэропорт и пьяный, безостановочный угар эротических мыслей. Я упивался несдержанными фантазиями и таким привычным чувством всевластья и полной безнаказанности... Неужели я тогда накликал на себя беду? Обратил на себя пристальный взгляд черта, приковал его внимание, поменял планы и тактику ведения войны? И чего же мне ждать теперь? Нового пришествия ночного визитера, что на этот раз не ограничится улыбкой и легкой издевкой над моей беспомощностью?.. А чего ждать от Кси?»
- Не бойся. Я снова пошутил, – я заглядываю в осунувшееся лицо генерала и мне даже не надо копаться в его мыслях, чтобы понять, что его мучает. – Я испытываю тебя. Я хочу знать точно, на 107%, что не ошибусь, доверившись кому-то во второй раз. Присутствующие здесь демоны ада знают, что ты мной избран, тебя не тронут, тебя... уже помиловали, собственно. Простили все прегрешения. Конечно, ругались отборнейшим матом, стирая черные записи о твоей душе, но повиновались. Только потому, что я всерьез воспринял твое признание. Всерьез поверил, что ты меняешься. Что ты меня любишь. Фрэнсис, я с легкостью притворюсь испорченным юнцом, но не притворюсь влюбленным. Наверное, я захочу повторить секс-забаву с Дезерэттом и, наверное, я захочу, чтоб меня опять грубо насиловал ты. Чтобы ты делал это часто. Чтобы имел меня всегда, когда пожелаешь. Я твой по первому же зову, ты... ты просто завоевал меня, я твой трофей, владей мной по праву. Я так хочу. Но все это осуществимо при одном условии... – я сделал паузу, осознавая, что произносить такое мне так же непросто, как и ему – слышать. И что раньше мне подобный фарс на голову бы не налез. – Точнее, при соблюдении двух условий. Если мой упырь... – с трудом сглотнул, горло снова протыкает клубок игл, – если Анджело... разрешит. Если он... – я не могу! Но это всего лишь слова... – заново вдохнет в меня жизнь. Если я вообще доживу до момента, когда увижу и обниму его!
Джокер! О Господи... Заслоны прорваны, их снесло и разметало, самообладание кончилось, я громко зарыдал противными, густыми и кровавыми слезами. И насрать, НАСРАТЬ, что развеял иллюзию парня с железными яйцами, живущего каждый день как в последний. Меня уже тошнит следить за собой, притворяться, ежесекундно заботиться о мимике и строить из себя заманчивую бесчувственную шлюху. Всё! Я признался до конца, я не сказал это прямо, но интонации красноречивее слов, хрипло сорвавшийся в крик голос выдал тоску, огромную как луну и такую же щербатую, теперь Фрэнсис знает. И он, какая прелесть... потрясен.
- Малыш, сладкий... маленький... – он и растерян, и унижен, и проникается жалостью ко мне. Что может быть хуже? Тьфу. – Я был идиотом, я не догадался... прости! Я слишком часто стал просить прощения, но, пожалуйста... мне тяжело говорить, губы болят как обожженные чем-то...
- И ломота во всем теле, кости, кажется, еще немного и рассыплются в пыль, – я кивнул и взял его за подбородок, заставив смотреть вверх. – Пора идти, дорогой. Я пришел тебе помочь, и я сделал, что мог. Де-факто, ты готов предстать перед повстанцами Сандре Льюны.
- Но я не чувствую...