Его голос оборвался на полуслове. Он слышал, что сказали врачи: если она продолжит выступать свидетелем, то может умереть. Однако Кэтрин была настроена решительно; разве он мог ей перечить? «Нам вместе осталось так мало времени», – тихо сказал он. Они были женаты всего шесть лет.
Томми и Мэри Джейн, которым тогда было четыре и три года соответственно, находились дома. Они играли наверху, а толпу гостей направили в столовую, где Кэтрин лежала на синем диване с подложенными под спину подушками, укрывшись до подбородка белым одеялом. Один за другим гости собирались в комнате, в общей сложности человек тридцать – адвокаты, свидетели, репортеры, подруги.
Кэтрин едва хватило сил открыть глаза, чтобы с ними поздороваться. Она была «печальным зрелищем»; подруги приветствовали ее с беспокойством в глазах. Женщины уселись на расставленных вокруг дивана стульях: ближе всех к Кэтрин сидела приехавшая из Чикаго Шарлотта Перселл; рядом с ней устроилась Перл. В последнее время состояние Шарлотты резко ухудшилось – всего за неделю до этого она лишилась зуба. Она сидела, закутавшись в плотное серое пальто, левый рукав которого безжизненно болтался.
Адвокаты поставили стулья у круглого дубового стола и разложили на нем свои бумаги: Гроссман, Магид и Марвел; секретарь Гроссмана, Карол, делал записи. Помня про то, что наверху дети, Том мялся в дверях столовой, с несчастным видом опершись на косяк.
Таким образом, все было подготовлено, и заседание началось. «Слабая, но преисполненная решимости Кэтрин Донохью была готова продолжать свой рассказ».
Опрашивая свою клиентку, Гроссман стоял на коленях у ее дивана, чтобы лучше ее слышать. Она отвечала ему «с закрытыми глазами». Лишь иногда она их открывала, но, казалось, ничего не видела перед собой.
«Покажите нам, – попросил ее Гроссман, – как вас учили смачивать [кисть], о чем вы говорили в своих вчерашних показаниях». Он поднес к ней детскую кисточку, заимствованную из акварельного набора Томми.
Когда Кэтрин выпростала из-под одеяла костлявую руку, чтобы взять кисть, Артур Магид встал со своего места за столом. «Протестую, – сказал он. – Мы протестуем против использования кисти, так как нет никаких доказательств, что на заводе применялись такие же».
Марвел повернулся к Гроссману. «Вы можете нам такую достать?» – спросил он.
«Да, – с некоторым раздражением ответил Гроссман. – Они используются теперь на заводе компании
«Приняли решение, – писал журналист, ставший свидетелем этого разговора, – что кисть может быть использована для демонстрации». Кэтрин взяла в руку тонкую кисточку, протянутую ей адвокатом. Она замерла на мгновение, почувствовав ее едва ощутимый вес в своей руке, знакомым движением обхватила ее пальцами. «Вот как это делалось, – прохрипела она после паузы. Ее голос звучал устало. – Мы окунали кисть в смесь с радием». Кэтрин макнула кисть в воображаемую емкость, а затем очень медленно согнула свою непослушную руку и поднесла кисть к губам. «Затем мы заостряли ее, – сказал она, – вот так». Она просунула кисть между губами и повернула ее.
Ее подруги и бывшие коллеги смотрели, как она это делает, с «напряженными от эмоций» лицами. Женщины были взволнованы демонстрацией и с трудом сдерживали слезы.
«Я проделывала это тысячи и тысячи раз, – приглушенно пояснила Кэтрин. – Так нас
Том наблюдал за своей женой из дверного проема – наблюдал, как она показывает, как именно ее убивали. Хотя, как он думал, слез у него уже не осталось, совершенно не стыдясь, он тихонько всхлипывал, пока его жена демонстрировала простое движение, превратившее ее в ходячий труп.
Гроссман разрядил мрачную атмосферу, воцарившуюся в комнате, вопросом: «Сообщал ли вам кто-либо из руководства
Кэтрин, казалось, была шокирована услышанным. «Нет», – ответила она. Сидящие позади нее девушки обменялись полными злости взглядами.
«Протестую», – выпалил Магид, чуть ли не перебив Кэтрин.
«Протест принят», – ответил Марвел.
Гроссмана это нисколько не смутило; он припас другой вопрос. «Было ли вывешено какое-то предупреждение, связанное с опасностью покраски циферблатов радием с помощью кистей?» – спросил он.